Ведьма Пачкуля и непутевый театр

Музыка играла все быстрее, и усталость постепенно улетучилась — в телах у гоблинов появилась живость, а в сердцах песня. Проявляя чудеса координации, карнавальная лошадь вскидывала задние ноги и скакала по сцене, размахивая хвостом и высоко подняв голову.

Завершая номер, она прижала к груди передние копыта и низко поклонилась.

Публика неистовствовала от восторга.

— Еще! — кричали зрители. — Еще!

Хотелось бы сказать, что танец карнавальной лошади стал самым ярким моментом шоу. Но это не вполне правда.

Сражение между леди Макбет, Диком Уиттингтоном и Гаммельнским крысоловом было захватывающим, и хорошие, конечно же, победили, хотя, по общему мнению, леди Макбет выиграла по очкам. Потом появилась таинственная фея и исполнила каждому по три желания, что было очень мило. К несчастью, у нее отвалились крылья, но большинство зрителей вежливо сделали вид, что ничего не заметили. Она же все-таки предводительница.

Когда Шерлок Холмс наконец отыскал пропавших деток и все конфликты были, ко всеобщему удовлетворению, улажены, актеры вышли на сцену для финальной воодушевляющей песни. Грандиозной кульминации спектакль достиг, когда пунцовый от смущения Прекрасный принц неохотно выперся на сцену и, к великому восторгу волшебников в зале и самого Принца вечному стыду, наградил всех трех глупо ухмыляющихся принцесс скупым поцелуем в щечку.

Да, брюки, разумеется, с него свалились. Ну а как иначе?

Когда крики ликования немного утихли, Грымза вышла вперед и произнесла заключительные строки:

Таков истории финал.
Надеемся, что зал не спал.

— Ура! — взревела толпа. — Какой там спал! Отличное шоу!

— Автора! — заорало Нечто в футболке «Лунобзик». И все подхватили его крик.

— Автора! Автора!

Музыка для Пачкулиных ушей. Она вышла на сцену, на шляпе у нее гордо восседал Хьюго.

— Спасибо! — обратилась она к залу. — Спасибо всем без исключения. Как некоторые из вас, возможно, знают, судьба у этой пантомимы непростая. Но я думаю, на этот раз, в виде исключения, я могу с уверенностью сказать, что все закончилось хорошо.

Аплодисменты достигли предельной громкости.

— Хьюго, — сказала Пачкуля, — я думаю, это мой звездный час.

И с этими словами она переступила через край сцены и камнем рухнула в оркестровую яму.

Глава двадцатая Сочельник

— Опять снег пошел, — сказала Пачкуля. — Придется тебе расчистить дорожку, Хьюго. После того как приготовишь мне ужин.

— Йа, латно, — сказал Хьюго. Он стоял на стремянке и вешал игрушки на верхние ветки елки. Метла стояла внизу и подавала ему мишуру.

— Я хочу настоящий ужин для инвалида, имей в виду. Может, немного супа или яйцо всмятку.

— Йа, йа, латно.

— А пирожки еще не пора вынимать? Пожалуй, пропустим инвалидную еду. Обойдусь пирожками.

— Придется подошдать. Еще не готофы.

— Но я есть хочу! — пожаловался инвалид. — У меня после чая маковой росинки во рту не было. А мне надо набираться сил.

— Есть остатки похлепки из скунса. Большой горшок пот ракофиной.

— Не хочу похлебку, — буркнула Пачкуля. — Она там месяца три стоит. В ней зеленые штуки плавают. Хочу сладкие пирожки — немедленно.

— Йа, йа, латно, латно! Мошешь потоштать отну минуту? Хьюго, стелай то, Хьюго, стелай это, Хьюго, не забуть повесить мой чулок, Хьюго, потбрось дроф в огонь, Хьюго, сбегай купи еще рошдественских открыток. Ты не думать, что у меня и так дел нефпроворот?

— Да, но нога-то сломана у меня.

— Я ф этом не финоват.

— Еще как виноват. Ты сказал: «Чтоб ты ногу сломала». И вот, пожалуйста.

— Я ше тебе уше сто рас гофорить! «Штоп ты ногу сломать» — это старая театральная погофорка. Это не сначит, што я шелать тебе сломать ногу!

Но она ее все-таки сломала. Левую. И теперь сидела в своем любимом кресле-качалке с закованной в гипс ногой и костылем на коленях. К тому же в Рождество.

В дверь постучали, и метла метнулась открывать. В хибару влетел шквал снежинок, а вместе с ним Шельма, за плечом у нее был большой мешок.

— Сюрприз! Привет, Пачкуля. Я тебе подарок принесла.

— Правда? — Пачкуля сразу повеселела. — Что за подарок?

— Вообще-то до завтра открывать не полагается, но раз ты болеешь, я разрешаю. Вот.

Она порылась в мешке и достала нечто, завернутое в старую газету.

— Ого, — сказала Пачкуля. — Даже в подарочной упаковке.

Она развернула газету и достала большую, бесформенную кофту цвета грязи.

— Связана вручную, — пояснила Шельма. — Надеюсь, цвет тебе нравится.

— Ой, да еще как. Грязный. Прелесть. Как и все остальные грязные кофты ручной вязки, которые ты мне подарила на четырнадцать последних праздников Рождества.

— Я подумала, ты сможешь надеть ее завтра на большой праздничный обед у Чепухинды, — сказала Шельма. — Ровно в двенадцать, не забудь. Приглашены все. Обязательно надо что-нибудь принести. Кузен Вилли принесет бобы, а кузен Пьер приготовил специально для нас чудесный рождественский пудинг.

— У меня осталось немного славной похлебки из скунса, — начала было Пачкуля, но Шельма замотала головой.