— Очень, очень разумный план, — девица даже засветилась от восхищения. — Чувствуется здравое мышление и прозорливость.
— Так вы споете? — для очистки совести мне требовался четкий ответ.
— Ну не знаю, могу ли я. Это ведь не совсем мой профиль.
— То есть?
— Ну, я больше людям будущее предвещаю, правда они меня редко слушают, а советы, ну не очень люблю давать.
— Ну еще бы, — усмехнулась Алконост, — это же ты Яге посоветовала нового счастья искать, вот она с тех пор и ищет, где ветер свищет.
Красивая головка исчезла в ветвях дерева и оттуда послышалась громкая перебранка и шум крыльев. Ругались правда на непонятном языке, сильно смахивающем на птичий, и, почувствовав как затекла шея, которую я все время закидывала назад пока разговаривала, я принялась ее разминать. Ругань тем временем то повышалась до крика, то падала до шепота, но прекращаться особо не спешила. То ли тема была болезненная, то ли у сестер были теплые родственные отношения. Правда перспектива ночевать на острове в компании змея мне вовсе не улыбалась и подождав еще минут десять, я потрясла за ближайшую ко мне ветку и позвала девиц по имени.
— Я бы не хотела вам мешать, но может вы все-таки мне скажите, что Кощею передать?
Голоса вверху затихли и из листвы вновь выглянуло знакомое мне женское личико, еще более прекрасное чем раньше, с горящими глазами и румянцем на щеках.
— А что вы об этом думаете?
— О чем? — я даже опешила от такого вопроса.
— Обо всей этой затее. Вы думаете это правильно обнародовать информацию о молодильных яблоках? Сделать ее так сказать общеизвестной? Я вот чувствую, что в будущем это может доставить множество проблем, когда иные не совсем порядочные личности захотят ими воспользоваться в своих не столь благородных целях. Меня смущает моральная сторона вопроса и при всем моем уважении к политическому уму Кощея и искреннем желании помочь вам, я не могу закрывать глаза на возможные последствия своего сообщения.
— А что яблоки и правда есть?
— Конечно есть. Но они под надежной охраной и мало кто знает об их существовании и местонахождении.
— Так если это не секрет и о них все равно знают, то я не совсем улавливаю причину ваших колебаний.
— Но сейчас о них знают немногие, а после моего появления, об этом станет известно большему количеству людей. Я как бы придам факт их существования публичной огласке.
— А вы не предавайте публичной. Явились по-тихому, шепнули на ухо и ушли не прощаясь.
— Но я так не могу. Вы еще новенькая и не понимаете специфики моей деятельности. Я являюсь при свете дня и большом скоплении народа, являюсь в небе, в укрупненном масштабе так сказать и вещаю громко, чтобы все могли слышать. В моей работе ведь главное, чтобы как можно больше народу про это услышало, потому как чем больше народу предупреждено, тем больше вероятность, что они смогут предотвратить несчастье.
— А изменить принципы ради одного раза нельзя?
— Это как-то не совсем солидно, — Гамаюн заметно приуныла.
— А если поменяться?
— То есть?
— Если вместо вас ваша сестра явится, например Алконост или Сирин? Разницу заметят?
— Конечно заметят. Во-первых, мы ведь не близнецы и совсем друг на друга не похожи, а потом у нас разная манера работы. Алконост при всем своем желании не сможет людям ничего иного рассказать, кроме песен горести, а Сирин только про радость поет. Законы мироздания. Это мы только у себя дома можем свободно разговаривать, а среди людей…
— А если изобразить страну после смерти царя Берендея не нашедшего молодильные яблоки? Вполне себе горестная песня.
— Для этого надо быть уверенной, что это будет действительно худо, — послышался голос Алконост, — а мне пока так не кажется. Можно кончено постараться и внушить себе такую мысль, но желания особого нет. При всем уважении к вам.
— Алконост слегка недолюбливает Кощея, — шепотом пояснила мне Гамаюн.