Чем ближе Прохор подходил к отчему дому, тем большее волнение охватывало его. Как встретят? Знают ли о его злоключениях? Раньше-то через пана Хилькевича и пана Войховского весточками обменивался с родными, но охладела их былая дружба. Молодой Хилькевич уехал в Петербург да и нашёл там себе невесту. За это и обиделся крепко Егор Спиридонович на товарища своего, совсем знаться перестали.
Прохор уже шагал по родной Петриковской волости. Вот уж и угодья пана Войховского. Вскоре показались и серые шапки соломенных крыш деревеньки, покинутой им три года назад. Заныло сердце Прохора, затрепетала душа при виде родных мест.
Изба Чигирей стояла на отшибе, у самого леса, как и подобает жилью лесника. Прохор с волнением ступил на подворье и с интересом начал осматривать батьковское селище. За прошедшие три года почти ничего и не изменилось. Беззаботные куры, как и прежде, копошились возле хлева. Худощавая свинья вольготно разлеглась в грязной навозной яме. Никому до Прохора не было никакого дела. Но вот из-за хаты вяло выбежала собака и, неожиданно наткнувшись на незнакомого человека, сама испугалась. Быстро опомнившись, она тут же приступила к исполнению своих обязанностей. Её звонкий лай огорчил Прохора.
– Жучок! Неужто не признал?
Пёс вдруг замолк и внимательно уставился на чужака, стараясь припомнить, кому это принадлежит знакомый голос.
– Жучок… ну что ж ты… позабыл? Иди ко мне, – взволнованно говорил Прохор, а у самого сердце обливалось кровью, и горький комок подкатил к горлу. «Даже и тебе я не нужен», – нерадостно стояло в голове у парня.
Глядя на настороженность Жучка, Прохор замолчал. Слова застряли в сдавленном горле. Казалось бы, ну что тут такого: дворняжка не откликнулась на зов. Да может у неё голова в этот момент забита какими-нибудь своими «архиважными» собачьими мыслями. Но именно эта мелочь сейчас сильно задела Прохора. Даже на глаза начали наворачиваться слёзы. Не уповая уже на голос, он как когда-то давно смог лишь похлопать рукой по ноге, и каждый хлопок отдавался в его душе болью.
И вот тут Жучок вспомнил! Не сразу, но вспомнил Прохора! Живо завиляв хвостом, он кубарем бросился к нему. Теперь уже радостный лай огласил весь двор. Узнал-таки того, с кем не одну версту отмахал по Полесью.
Распахнулась дверь и на шум вышла мать Прохора – Агафья. Стоя на пороге и щурясь от яркого света, она сначала и не узнала родного сына. Но вот глаза привыкли к дневному свету, и сердце матери обмерло.
– Сынок! Ну, наконец-то! – выдохнула она.
Агафья со слезами радости кинулась обнимать Прохора.
– Здравствуй, мама. Как вы тут?
Вместо ответа мать ещё сильнее зашмыгала носом.
– Все ли живы-здоровы? – спросил Прохор.
– Усё добре, сыночек, – всхлипывала женщина.
Из-за поленницы дров появился самый младший из Чигирей. Узнав старшего брата, он, по-детски подпрыгивая, тоже бросился к нему в объятия.
– Сашко, ух, как вымахал, – в радостном волнении обнял братишку Прохор.
– Тебя и не узнать! Поди, и за девками уже бегаешь?
– Куда ему за девками, сопливый ещё, – Агафья, ласково потрепав вихрастую голову своего самого младшенького, легонько подтолкнула его к хате и тихо сказала: – Беги, покличь Марыльку. Вот радости-то будет.
Услышав это имя, Прохор непроизвольно вздрогнул и побледнел.
– Да что это с тобой? – встревожилась мать.
– Откуда и чего она тут? – обеспокоенно прошептал он.
– Сынок, да ты что?! Ты ж сам её сюда отправил… Иль запамятовал? Помнишь, кода у нас один раз гостил – ещё, когда пана Хилькевича сопровождал, – так тогда ж и рассказывал о своей женке Марыльке. Тогда ж и говорил, что была б твоя воля, так перебрался бы сюда. Ну вот… – видя растерянность сына, заволновалась уже и сама Агафья.
– Ну, помню… было такое… – пребывая в крайнем замешательстве, выдавил Прохор, и под ложечкой у него вдруг противно засосало.
В последнее время в Черемшицах уже давно никто не видел ополоумевшую Марылю. Думали, сгинула где-то на топях, а она вот оказывается куда забралась! «Видать, не совсем, окаянная, умом тронулась! Вот вцепилась, стерва!» – в ужасе думал Прохор.
– Так правильно и поступили, что надумали сюда перебраться. Марылька-то – девка смелая. После отмены панской власти над нами одна добралась сюда. И как ты её одну отпустил? А про тебя сказала, что тоже скоро придёшь… после сева…
Глядя, как ещё больше изменился в лице сын, мать вдруг осеклась. Поняв по его облику, что здесь что-то не так, она и вовсе не знала как быть. В растерянном недоумении глянув на хату, Агафья, словно оправдываясь, неожиданно проронила:
– А вот и сама Марылька… Скоро уж и рожать ей…
Прохор обернулся и… не поверил своим глазам! В тёмном проеме открытой двери батьковской хаты стояла… Янинка!!! Милая, желанная и любимая Янинка! И как бы прося прощения за свою дерзкую вольность, она виновато улыбалась, при этом глаза её непроизвольно начали тонуть в слезах – в слезах счастья.
А на груди девушки тёплым светом мирно поблескивал необычный крестик-оберег…