– Я помню только Игоря. И еще – Виталика. Виталика Борзина. Помнишь, в школе он сидел перед нами? Он и пригласил меня на мальчишник. От имени Игоря Пряшникова, разумеется. Кажется, после школы Виталик поступил в МГУ. Собирался стать политологом.
– Значит, в лесу вас было трое? – Глеб принялся загибать пальцы. – Ты, Игорь Пряшников, Виталик Борзин. Так?
– Вроде да, – не совсем уверенно ответил Андрей. – Точно я тебе сказать не могу. В голове какие-то обрывки, лица, фразы… Как будто сон забытый вспоминаю. – Он едва заметно усмехнулся. – Вспоминаю, и никак не могу вспомнить.
– Значит, ты не помнишь, что было в лесу?
Темченко снова покачал головой:
– Нет. Помню только, как ехал… В машине играла музыка… Какая-то дурацкая, но модная в то время. «Я мажу губы гуталином… Будем опиум курить»… Как-то так. На этом все обрывается.
Андрей облизнул запекшиеся губы сухим языком и тяжело вздохнул:
– Ох, брат, если бы ты знал, как это жутко.
– Я знаю.
– Откуда?
– У меня хорошее воображение.
Темченко улыбнулся, но увидел, что Глеб абсолютно серьезен, и согнал улыбку с лица. Он хотел что-то сказать, но не смог, однако собрался с духом и спросил – негромко, виновато:
– Ты вспоминаешь нашу химичку?
– Иногда, – ответил Глеб.
– И что при этом чувствуешь?
– Ничего. Просто картинка из далекого прошлого.
– Далекого… – повторил Темченко. И вздохнул: – Не такого уж и далекого.
Глеб посмотрел на часы.
– Ты знаешь, мне уже пора.
– Да. Конечно.
Глеб поднялся со стула, втайне чувствуя облегчение, что тягостный и никчемный разговор закончился, и ему больше не нужно изображать заботливого друга.
– Ты найдешь их? – спросил Андрей.
– Пряшникова и Борзина?
– Да.
– Попробую.
– Позвонишь мне?
– Да. Выздоравливай.
Темченко выпростал из-под одеяла руку и протянул ее Корсаку. Глеб осторожно пожал слабые пальцы Андрея, повернулся и вышел из палаты.
Пять минут спустя Глеб забрался в машину и захлопнул дверцу.
– Как тебе этот сумасшедший? – осведомился двойник. – Смешной, правда?
Глеб достал из кармана плаща флакон с таблетками.
– Ну-ну-ну, зачем же так сразу? – иронично протянул двойник. – А перекинуться парой слов?
Глеб вытряхнул пару таблеток на ладонь и швырнул в рот. Потом достал из бардачка бутылку минеральной воды, открыл ее и сделал большой глоток. Откинулся на спинку кресла и, прикрыв глаза, расслабил мышцы.
– Я все равно вернусь, – услышал он голос призрачного двойника. – Ты ведь это знаешь?
– Знаю, – ответил Глеб, не открывая глаз.
– И буду возвращаться снова и снова. И знаешь что… Когда-нибудь я вернусь, чтобы остаться навсегда.
– Это вряд ли.
Через несколько минут Глеб открыл глаза и завел машину. Двойника рядом уже не было.
2
Дверь открыла пожилая женщина с испитым, одутловатым лицом. Одета она была в латаный-перелатаный, но некогда дорогой и роскошный восточный халат. В лицо Глебу пахнуло душным и затхлым запахом жилища, пропитанным слабыми, но от этого не менее отвратительными нотками протухших сигаретных окурков и дешевого алкоголя.
Глеб приветливо улыбнулся.
– Здравствуйте! Я к Игорю Пряшникову. Он ведь здесь живет?
Мутный взгляд женщины слегка прояснился.
– И… Игорь? – Голос был сиплый, грубый, из тех, что называют «пропитыми». Она окинула его взглядом с ног до головы: – А вы кто?
– Я его знакомый, – сказал Глеб. – Друг друга.
Пару секунд женщина соображала, потом открыла дверь шире.
– Входите!
Она посторонилась, впуская Корсака в прихожую.
А квартира оказалась весьма любопытной. Просторная «сталинка» с высоченными потолками. Гипсовые молдинги и розетки, роскошная бронзовая люстра со сверкающими хрустальными подвесками. Но половины подвесок недоставало, а великолепные обои ныне были вытерты и ободраны. На стенах – тяжелые позолоченные рамы, пустые, уже без холстов.
Было видно, что квартира, как и ее обитатели, когда-то знавала лучшие времена.
По всей вероятности, хозяева продали все, что можно было быстро и недешево продать. Но кое от чего они так и не смогли отказаться. Например, от бронзовой пепельницы, изображающей раковину, которую поддерживали два крохотных амура-путти. Отличное французское литье начала или первой четверти прошлого века. Хватило бы не на одну бутылку хорошего коньяка. А про плохой и говорить не приходится.
Впрочем, эти остатки былой роскоши смотрелись жалко и неуместно.
– Я мама Игоря, Виктория Андреевна, – представилась женщина, проводя Корсака в гостиную.
Здесь Глеб смог рассмотреть ее детальнее. У нее было бледное неровное лицо, морщинистое и пористое, как поверхность хлеба на срезе. Длинные сальные волосы, когда-то черные, а сейчас седые, свисали на округлые плечи неухоженными и давно нечесанными патлами.
– Володя, – снова заговорила она, – этот молодой человек ищет Игоря.
– Игоря? – повторил старческий слабый голос.
Глеб обернулся. Увлеченный разглядыванием комнаты, он не сразу заметил седовласого старика, сидевшего в массивном кресле, в самом темном углу, и одетого в старомодную меховую жилетку-«душегрейку».