– Вы спрашиваете, каково это – быть ведьмой, – сказала Марджери Джону Флинну. – Знаете, именно так меня бы назвали в Бостоне сто пятьдесят лет назад. И меня притащили бы в Верховный суд, а потом казнили бы за сговор с Дьяволом. Теперь же ко мне присылают гарвардских профессоров, чтобы изучать мои способности. В этом вопросе чувствуется определенный прогресс, не так ли?
Не возводя свои способности в ранг духовных переживаний, Мина назвала их «жутковатыми». Так, она вспоминала, как однажды пошла с приятельницей по Бикон-Хилл в кафе неподалеку и столик вдруг начал покачиваться и подпрыгивать. Раздраженная дама позвала официантку и принялась возмущаться, требуя компенсации за такой негодный столик, а Мина убежала оттуда, чтобы не признавать свою вину в случившемся.
Она не могла объяснить подобные явления, но, с ее точки зрения, не могли объяснить их и так называемые эксперты – мрачные и напыщенные исследователи, показавшиеся ей «узко мыслящими и поверхностными». Большинство ученых, ставивших над ней эксперименты, «понятия не имели, как заниматься исследованием паранормальных явлений, даже не знали, с какой стороны подойти к этому вопросу.
– Я тоже не знаю… – признавала она, – но они кажутся мне совсем беспомощными».
– Все? – уточнил Флинн.
Нет, не все. Марджери вспомнила, как один молодой, но опытный исследователь (вероятно, имелся в виду Каррингтон) как-то сказал ей: «Дорогая моя Психея, знаете ли вы, что случится с вами? Вы сойдете с ума, причем довольно быстро».
– Не очень-то приятная перспектива! – воскликнула Марджери. Но она не боялась. Мина понимала, что провести такое исследование «невозможно без недоразумений и боли». Она наделась, что, невзирая на все кривотолки и споры на почве религии, серьезные люди, пытающиеся найти свой путь во тьме, получат нужные им доказательства.
– Как я чувствую себя после всего? – подытожила она. – Что ж, теперь я стала куда серьезнее. Иногда я смотрю на свою виолончель, стоящую в углу гостиной. Как давно я не играла на ней! Почему-то я уже не испытываю такого веселья, как раньше, когда я всегда готова была пуститься в пляс.
Больше ни строки
И вы не слушайте своих пророков, и своих гадателей, и своих сновидцев, и своих волшебников, и своих звездочетов.
Уолтер явился в комнату для сеансов и сразу начал петь, постукивая рупором по столу в такт:
В гостиной Гудини темноволосая женщина с длинным тонким носом – судя по ее виду, она могла бы оказаться какой-нибудь продавщицей или билетершей в театре «Ипподром» – сидела с закрытыми глазами, слушая странное клацанье, раздававшееся то прямо у нее над ухом, то где-то в глубине комнаты. Гудини просто постукивал двумя монетками у ее уха и на самом деле не передвигал их по комнате. Он хотел симулировать условия сеанса и показать ей, как воображение участника влияет на восприятие того или иного явления. С этого началось обучение Роуз Макенберг как сыщицы в «секретной службе Гудини», как он называл своих помощников. Это была небольшая, но, казалось, вездесущая организация, действовавшая против медиумов-мошенников.
– Иногда я задумываюсь, – сказал Гудини в интервью для одного еврейского журнала, – вдруг я действительно реинкарнация какого-то древнего волхва? Волшебство никогда не казалось мне чем-то непонятным.
Как сэр Артур считал своим подлинным призванием спиритуализм, а не написание детективных рассказов, так и Гудини полагал, что потомки запомнят его за его крестовый поход против медиумов-аферистов. Газеты и журналы, отражавшие настроения в обществе, похоже, поддерживали это его устремление. «Быть может, Гудини не просто так развернул свою деятельность в ключевой для развития спиритуализма момент, и самой судьбой ему уготована важная роль в этом вопросе», – писал Эдмунд Уилсон из журнала «Новая республика». По его мнению, «в комиссии ученых, в которую входит и Гудини, именно Гудини оказывается подлинным ученым».