Ведьма с серебряной меткой. Книга 1

Аламар долго плескал в лицо холодной водой. Не покидало ощущение, как будто каждый раз, побывав в пыточных инквизиции, он с ног до головы покрывался горькой слизью. Она лезла в ноздри, в рот, чтобы потом стиснуть шею невидимым обручем, а он каждый раз пытался смыть ее с себя — и не мог. Все равно каталась на языке горечь, и шею перехватывало в спазме.

«К Темному все», — вздохнул он.

Промокнул лицо пушистым полотенцем, мельком глянул на себя в зеркало.

Глубокие рваные борозды перепахали левую половину лица, чудом пощадив глаз. Впрочем, веку тоже досталось, и теперь Аламар взирал на мир с ироничным прищуром. Ничего особенного. Просто шрамы. Внутри все болит сильнее, до сих пор, и не скажешь, что время лечит.

Он кое-как причесался, приглаживая щеткой вьющиеся волосы, и пошел в столовую. Пусть и в своем доме, но опускаться до скотского состояния не хотелось.

Внизу, в столовой, его ждала верная Ньями с поварешкой наперевес. Кио в старой ливрее дворецкого стоял у окна и смотрел, как небо сыплет ледяной трухой. То, что падало сверху, таяло на земле, но к вечеру предсказатели обещали легкий мороз и, соответственно, превосходный, качественный гололед.

— Господин Аламар! — спохватившись, Кио отвесил вполне профессиональный поклон.

Нирс-старший так и не признал в нем сына, а потому Кио был просто сыном рабыни. Аламар как-то предлагал ему уйти, но идти Кио было некуда. Разве что в цирк, с его-то экзотической внешностью: от Ньями он унаследовал смуглую, с медным оттенком, кожу, и гладкие темные волосы, которые заплетал в косу, а вот глаза достались от отца, светло-серые, яркие, как и у самого Аламара.

— Ну, всем доброго утра, — пробормотал верховный инквизитор Рехши, — Кио, не топчись там, садись. И ты, Ньями, разливай, что там у тебя сегодня… садись с нами.

— Рагу овощное, господин Аламар, — на тарелку ляпнулась коричневатая субстанция, в которой Аламар смог распознать кусочки моркови и фасоль.

— Отлично, — сказал он, — рагу так рагу.

— И лимонные пирожки к чаю, — добавила Ньями.

— Прекрасно, прекрасно, — рассеянно прокомментировал он, мешая ложкой в тарелке.

Стряпала Ньями превосходно. Даже в тех случаях, когда внешне еда выглядела подозрительно, вкус оставался божественным. Ньями не была виновата в том, что для Аламара все отдавало горечью и каталось на языке сухим пеплом.

— Что тут у вас хорошего случилось, пока я на службе был? — поинтересовался он между делом.

— Приходил посыльный от графа Эверси, просил передать приглашение на бал.

— Да неужели…

Ньями тоже села за стол и теперь степенно ела, отправляя в рот ложку за ложкой.

Аламару же кусок в горло не шел. Всюду была горечь. А еще — отголоски воплей казненной герцогини. Как назло, подул ветер, и прямо в Аламара швырнуло невесомым пеплом. Он давно уже не был сентиментален, и уж конечно, совершенно не боялся сожженных им же людей, но все равно неприятно.

— Вот письмо, — сказал Кио, подавая тонкий розовый конверт.

Аламар молча надорвал его, достал сложенный вдвое листок бумаги. По столовой поплыл сложный аромат дорогих духов.

— Многоуважаемый господин Нирс! Послезавтра будем несказанно рады видеть вас на балу в честь девятнадцатилетия нашей Бьянки, — прочел он вслух и хмыкнул.

Ну надо же. Эверси никак не желал оставить затею выдать за него свою младшую. Ему иной раз хотелось поинтересоваться у самой Бьянки, а что она думает по этому поводу. Каково это, когда родной батюшка жаждет отдать тебя на растерзание полубезумному чудовищу?

— Жениться вам надо, господин Аламар, — с легкой укоризной в голосе сказала Ньями, — пять лет уже прошло. У вас еще будут дети, и дом оживет.

— Ньями, я тебя забыл спросить о том, надо или не надо мне жениться, — процедил он и тут же застыдился. Все же Ньями была ему почти как мать. Да что там, проводила с ним времени куда больше, чем родительница.

— Если это письмо от графа Эверси, то его дочь Бьянка — отличная девушка, — не обращая внимания на его ответ, продолжила Ньями, — она молодая и здоровая, и может нарожать вам кучу таких же здоровых детишек.

— Возможно, — он пожал плечами и отставил рагу, — однако, милая Ньями, я терпеть не могу, когда мне что-то или кого-то навязывают.

Хотел попросить у нянюшки чаю, но потом подумал и поднялся сам. И тут совершил оплошность, схватив изогнутую белую ручку чайника левой рукой. Раздался жалобный хруст, и чайник упал на стол, заливая заваркой белоснежную скатерть.

— Ох, — только и выдохнул Аламар.

Очень часто он не мог рассчитать, с какой силой сжимать механические пальцы. Как результат — раздавленные бокалы, оторванные куски мебели. Ну и вот, последняя жертва, чайник.

— Ничего, ничего, — засуетилась Ньями, — не обращайте внимания, господин Аламар. Это все… мелочи.

— Да, мелочи.

Он взглянул на Кио, опасаясь увидеть на смуглом его лице намек на насмешку, но не увидел ничего, кроме искреннего сострадания.

— Простите, — сказал Аламар, — мне… нужно отдохнуть. Кио, проследи, чтоб я проснулся в половину двенадцатого. Мне во дворец надо.

* * *