— Его зовут Брюсом? — я взглянула на блондина, стоявшего в одиночестве посреди комнаты.
— Да. Он был лейтенантом английской армии в первую мировую.
— У него в самом деле женский характер?
— A, Weibischer 14
, — ухмыльнулся Эрих. — Надо же мне было как-то оскорбить его. Он неплохой парень и, если его помуштровать слегка, будет отличным Солдатом.— Вы, мужчины, горазды на оскорбления, — я понизила голос до шепота. — Но зачем ты обозвал его Скарабеем, мой милый Эрих?
Комендант скривил губы.
— А вдруг? Санкт-Петербург доказал, что лазутчики Скарабеев становятся все хитрее. Вот ты, Liebchen, — его глаза превратились в голубые льдинки, — верна ли ты Скорпионам?
— Эрих!
— Не сердись, я и впрямь перегнул палку — и с Брюсом тоже. Все мы ходим в эти дни как чумовые, а край пропасти совсем рядом.
Мод и Бо вели римлянина к кушетке. Тот не сопротивлялся. Мод сгибалась под его тяжестью. Сид по-прежнему наблюдал, а Брюс по-прежнему стоял столбом. Им бы должна была заняться наша Новенькая, но ее нигде не было видно. Я решила, что у нее был нервный припадок и что сейчас она отлеживается в Гостиной.
— Римлянин-то, похоже, плох, — сказала я.
— Марк крепкий орешек, — отозвался Эрих. — Исполнен доблести, как говаривали его современники. Наша девушка со звезд вернет его к жизни, если…
— …если это жизнь, — закончила я.
Он был прав. Мод с ее познаниями в психомедицине двадцать третьего века успешно подменяла Дока, когда тот «отключался».
— Мод и Марк. Интересный эксперимент, — продолжал Эрих. — Напоминает мне об опытах Геринга с замороженными мужчинами и голенькими цыганочками.
— Нацистская ты свинья! По-моему, она применит электрофорез и подсознательное внушение.
— Между прочим, Liebchen, она собирается задернуть шторки.
— Ты грязная нацистская свинья!
— Так точно. — Эрих прищелкнул каблуками и выпятил подбородок. — Эрих Фридрих фон Хогенвельд, обер-лейтенант армии Третьего Рейха, к вашим услугам! Погиб под Нарвой, где и был завербован Скорпионами. Благодаря Великой Перемене линия жизни после первой смерти удлинилась. В настоящий момент — военный комендант Торонто, где откармливаю на фермах детишек, которых потом, если верить листовкам подпольщиков, поедаю на завтрак.
— Не заводись, Эрих. — Я тронула его за рукав. Он был одним из тех несчастных, чье Воскресение случилось раньше смерти. Великая Перемена сдвинула дату смерти Эриха, и та оказалась позади даты Воскресения. Всякий Демон скажет вам, что помнить собственное будущее — сущая пытка и что чем короче срок между Воскресением и смертью, тем лучше. Я сумела умереть и воскреснуть на кишащей людьми Норт-Кларк-стрит за какие-то десять минут.
Эрих накрыл мою руку своей ладонью.
— Военное счастье непостоянно, Liebchen. Я — Солдат, которого иногда посылают в будущее. Честно говоря, мне непонятно, откуда взялась эта навязчивая идея по поводу наших будущих воплощений. Я знаю, что стану тощим, как селедка, полковником, которому будет в высшей степени наплевать на подпольщиков. Признаться, меня выручает то, что я вижу его как бы в перспективе. По крайней мере я частенько возвращаюсь в то измерение. А вы, Комедианты, в худшем положении.
Я не сказала вслух, что на его месте остереглась бы походов в Переменчивый Мир, так как поняла вдруг, что молюсь о даровании покоя моему отцу. Пусть Ветры Перемен не поломают линию жизни Энтона Э. Форзейна, профессора психологии, родившегося в Норвегии и похороненного в Чикаго. Пусть лежит он в своем гробу на старом кладбище Вудлоун.
— Конечно, Эрих, конечно, — согласилась я. — Хотя мы, Комедианты, живем не так уж убого.
Он с подозрением уставился на меня, словно проверяя, не оторвалась ли на платье пуговица.
— Убого? — повторил он. — При чем здесь убожество? Или ты намекаешь на Брюса, какой у него жалкий вид? Далась ему эта перчатка! Чего он ее комкает? Что ты имела в виду, Грета?
— То, что сказала. Жизнь убога, но не слишком.
Потихоньку до него начало доходить.
— Убога, — пробормотал он. — У Бога… У Бога! Грета, сколько я тебя просил: прекрати такие шутки! Нельзя же потешаться надо всем и вся!
— Принимай меня такой, какая есть, — фыркнула я. — Подожди, подожди, не замахивайся! Не буду больше ничего тебе рассказывать.
Эрих рассмеялся невеселым смехом.
— Чего ты скис? — не отставала я. — Потерпи, скоро расстанемся. Или ты не бывал в переделках почище?
Угрюмо кивнув, он огляделся по сторонам.
— Обещай мне, Грета, что не будешь насмехаться надо мной. На передовой я уверял ребят, что за кулисами нас встретит моя подружка Грета Форзейн, балерина с мировым именем.