Ведьма в Царьграде

Позже, когда говорил с княгиней, Ольга лишь сказала, что Малуша сама дразнит Святослава: то подманивает, то нос задирает. Если так будет продолжаться, то она ушлет ее откуда прибыла. И не до Малуши ей сейчас, другое волнует. Где чародейка? Ольга даже накричала на варяга за то, что в Киеве высадил ведьму. Свенельд же в ответ заявил: а кто ее высаживал? Сказала, что в Киев хочет. А они глядь — Малфрида уже на берегу.

Княгиня тут же отправила гонцов разыскать ведьму. Сама ходила по покою нервная, дергала каменья на перстнях, мяла платочек. Ох, как все неладно! И то, что Свенельд, ее первый воевода, поссорился с князем из–за ключницы, и что Святослав о варяге теперь и говорить не хочет. А ведь Свенельд всегда был первой опорой их власти.

Эти мысли одолевали княгиню до самого вечера. К ней гонцы приезжали, кто из–под Витичева, где собирался ее флот, кто из Киева, где расположились призванные в посольство знатные женщины, вечно чего–то требующие и недовольные, что княгиня им особого почета не выказала. Да еще и купцы с товарами–дарами для базилевса приезжали, думные бояре, каким надо указать, как со Святославом держаться. Ибо те уже прознали, что Святослав со Свенельдом из–за красивой ключницы поругались. Ну и языки же у людей! Вот и решают теперь, кто для них важнее: признанный воевода или мальчишка, которому драться охота и какой на любого готов кинуться. Ольге все эти споры улаживать пришлось, и она заставила Свенельда и Святослава едва ли не рядом на пиру в гриднице сесть, сама сидела как на иголках — вдруг опять заругаются? Но вытерпели оба, даже руки пожали при расставании. Надолго ли лад между ними? Ох, скорее бы Малфрида появилась, пусть повлияет на обоих. Свенельд с ней считается, да и Святослав сызмальства почитал чародейку.

Обуреваемая этими мыслями, Ольга позже обычного легла почивать, а потом долго ворочалась на широкой кровати. В последнее время ее все чаще мучила бессонница, вот и переворачивалась беспрестанно на перинах, хотя уже ночь глубокая настала, в тереме все затихло…

Но именно в этой тиши Ольга и почувствовала рядом чье–то присутствие. Приподнялась, озираться стала. Зубы вдруг застучали, не то от страха, не то от холода. Но холодно и впрямь было неимоверно. Откуда такая стужа в травне месяце? А вон же и резные фигурки на изголовье ложа княгини будто инеем покрылись, пальцы зябнут при касании. Позвать бы кого, пусть принесут жаровню с углями, но отчего–то голоса подать не могла. И тихо так вокруг было. Ольге казалось, что в обступившей ее тишине можно различить дыхание всех постояльцев и челядинцев ее терема от повалуш до погребов. Ни тебе скрипа половиц, ни оклика часовых на стенах города, будто весь мир заснул.

И тут совсем рядом прозвучал негромкий голос:

— Если все равно не спишь, давай поговорим, раз уж звала.

Княгиня резко села, нервно сжала переброшенную на грудь косу. Произнесла как можно спокойнее:

— Ты, что ли, напугать меня задумала, Малфрида?

— Зачем напугать? Просто утихомирила всех, чтобы не мешали. Раньше я приходить не хотела. Шумно у тебя тут, еще и священник этот огинался… чтобы его кикимора грызла, лешие щекотали.

И вспыхнул огонек свечи — без стука кресала об огниво, а словно свеча сама собой загорелась.

Потом они сидели и разговаривали. Княгиня в пушистой длинной шали поверх рубахи и Малфрида в расшитой оберегами на предплечьях рубахе и домотканой, крашенной в темно–алый цвет запашной юбке. Обе простоволосые. Но княгиня–то у себя была, а Малфриде просто так хотелось. И теперь ее темные густые волосы, слегка взлохмаченные и пышные, ниспадали по ее плечам и спине, придавая облику чародейки нечто дикое, своевольное. Но она и была дикой и своевольной. Ольга ее хорошо знала и давно дивилась, как это чародейка столько лет прожила с мужем. Хотя Малк Любечанин был человеком покладистым и мягким и понимал, на ком женат. Ни с кем иным строптивая ведьма и не ужилась бы. Но если ранее, когда Ольга о муже ее спрашивала, Малфрида обычно нежной лицом становилась, то теперь только посмотрела недобро, даже в глазах ее темных отсвет желтоватый колдовской мелькнул.

— Знать его больше не хочу. Изменил он мне.

Ольга едва не прыснула. Вон оно как. Неужто приголубил какую иную прославленный лекарь Малк? Ну что ж, бывает. Но Малфрида сказала иное: не в сопернице речь. Соперница — это что? Иное предательство Малк совершил — он саму веру в чародейство отринул, сойдясь с христианами.

— Что–то много их развелось на Руси, — сокрушенно говорила ведьма. — В Любече их скит появился, хотя местный посадник гоняет христиан. Вон в Киеве я побыла, так даже в многолюдье Подола, в толпе почуяла их. Сюда приехала, и тут священник расхаживает. Вот и пришлось проникнуть к тебе с темнотой.

— И холодом, — добавила Ольга, согревая дыханием озябшие пальцы. — Это ты наколдовала, что ли?

И так как Малфрида не ответила, добавила:

— Ты священника Григория не опасайся. Он человек мирный и против моей воли пойти не осмелится.

— Да гони ты его! — подалась вперед ведьма. — Зачем тебе эти христиане?