У тиверцев караван Ольги сделал долгую остановку: впереди было море, следовало подготовиться к плаванию, вновь осмотреть ладьи, потрепанные на порогах, заделать пробоины, заново установить и закрепить мачты. В пути по безбрежному морю готовить придется прямо на кораблях, поэтому сколотили помосты для жаровен, в них наложили дерна, обмазали его глиной, дров запасли в дорогу. Пока шла подготовка, княгиня отправила Свенельда обследовать подходы к морю, но почему–то в его отсутствие места себе не находила. И с чего бы это? Разве и ранее не отправляла верного воеводу на самые непростые задания? Но пока его не было, то и дело поднималась на сторожевую бревенчатую вышку, смотрела на эти залитые жарким солнцем плоские земли. Вот уж действительно глазу не за что зацепиться — одна ровная поверхность до самого горизонта. Или до моря. Тиверцы говорят, что море совсем рядом, они частенько отправляются туда — то рыбачить, то торговать, а то и разбойничать. Всем известно: днепровский лиман — место опасное, тут ушкуйники из всяких беглых шалят не хуже, чем на волоках речных. А жара такая… Ольга не помнила, чтобы когда–нибудь ее изводила такая духота. Вот и расхаживала в одной беленой рубахе, словно теремная девка, но подумать о бархате или парче по такому пеклу было просто невмоготу.
Однако когда Свенельд вернулся, княгиня вышла к нему принаряженная: накинула богатое голубое корзно с серебристой каймой, надела чеканное очелье с длинными мерцающими колтами, звенящими браслетами запястья украсила. Явилась такая нарядная, что тиверки, сбивавшие масло в избе (не палаты, чай, все скопом тут жили), даже глазами захлопали на нее. А тут и Малфрида вбежала. Этой полудикой все одно как выглядеть — носится по округе в беленой тиверской одежде срамной — в рубахе с разрезами почти до бедра, чтобы продувалась, рукавов и вовсе нет. И сама вон загорела, потемнела, высоко заколотые волосы успели до рыжины выгореть под солнцем.
— Ты только погляди, княгиня, какого гостя привез наш варяг. А… знаешь уже, — поняла она по взгляду Ольги. — И когда ты успеваешь про все подумать?
Ибо Свенельд привез не кого–нибудь, а печенежского хана. Но не хан это был, а волхв–кудесник Коста. И было такое ощущение, что только одежда на нем от ханского облика и осталась: висела мешком, будто, став самим собой, Коста вмиг истончился, и теперь болтался на его худом теле засаленный печенежский халат с бляшками, как мешок на шесте пугала огородного.
Княгине волхв Коста поклонился по–русски, касаясь рукой земляного пола.
— Спасибо, княгинюшка, что дала отдохнуть от облика чужинского.
— И охота тебе было изводить себя чужим обликом? — спросила Малфрида, еще до того, как Ольга успела ответить на приветствие. — Вон как извелся весь, на себя не похож.
Коста и впрямь выглядел стариком: непосильное для него чародейство тянуло из волхва силы. Тут и живая вода не поможет. Ну, спрашивается, отчего бы не жилось ему где–то в глубинке, врачевал бы понемногу, ворожил, общался с духами. Так нет же, решил стать кудесником самой княгини. Но все же преданность Косты правительнице вызывала уважение. Малфрида понимала, что так всю себя отдавать служению она бы не смогла.
А вот Косте и в голову не приходило ослушаться наказа княгини. Несколько лет назад они сговорились, что он примет на себя облик хана орды Талмат, уведет степняков до самого моря и его люди только на иных степняков будут совершать набеги. С заданием Коста, бесспорно, справился, но тяжело ему давалась постоянная ворожба, иссох весь, глаза потускнели, в руках дрожь появилась. Но встрече со своими был рад. Да и Ольга его приняла как дорогого гостя, сама чашу ему поднесла, потом увела к себе, долго о чем–то совещалась. Создалось впечатление, что именно Косту и ждала тут долго княгиня, ибо едва они переговорили, как сразу же был дан приказ собираться в дорогу. Люди оживились. Прозябание у тиверцев в их пустой, выжженной земле уже всех раздражало. Да и любопытно было поглядеть, какое оно — море.
Море поразило всех, даже Ольгу, хотя ранее она бывала на побережье Варяжского моря. Это же было совсем иным — удивительно синим, блестящим, бескрайним. Но едва они вышли из устья Днепра, едва прошло первое ликование, как началась качка. Попутный ветер быстро надул паруса, море поднимало и опускало ладьи, отчего почти половина из тех, кто только что восхищался лазурным безбрежьем, слегли от морской болезни. Не избежала этого и княгиня. Сфирька, правивший кораблем, говорил, что вскоре они пообвыкнутся, что это пройдет. Еще сообщил, что поведет суда вдоль берега, ибо не стоит доверяться стихии и пересекать большие водные просторы. К тому же они смогут рассматривать проплывающие мимо земли. Пусть прямой путь по Греческому морю и сокращает время плавания, но это опасно, и лучше, если они будут держаться у побережья.