Ведьма в Царьграде

– Какие люди, Никлот?

– Множество людей. Могут быть предсказания, могут быть видения и гадания… Ты ведь мудрая ведьма, ты знаешь, что будущее можно предвидеть и пытаться изменить, но лишь у немногих есть силы повлиять на него. У меня таких сил не было. Ни сил, ни желания. Ибо я уже становился тем вечным, какие превращаются в нелюдь, для которых все человеческое чуждо. А тогда либо приходят бездушие и зло, либо исчезают любые желания. Я был близок к этому. Меня ничего уже не волновало. И мне стоило превеликого труда собрать остатки сил, чтобы уйти в иную жизнь.

– Но ты пошел к христианам! – воскликнула Малфрида и даже подалась вперед, будто хотела наброситься на священника. Однако ее остановил взгляд с иконы на стене – строгий и укоризненный. Это только еще больше рассердило ведьму. Она заметалась по келье – и ее тень тоже заметалась, заплясала по стенам, будто темный дух.

– Успокойся, Малфрида, – произнес старец. – Выпей воды, передохни, а потом мы потолкуем.

Чародейке было непросто справиться с волнением. Она была возмущена. Какое кощунство! Оставить мир волшебства и служения великим богам, предать древнюю мудрость предков, оставить тех, кто верил своему верховному волхву и шел за ним!.. И все ради того, чтобы стать святошей! Принять чужую веру!

Она пила воду, и зубы ее лязгали о край глиняной чаши. Спокойствие Никлота, который не глядел на нее, а что-то просматривал в лежавшей перед ним книге, оглушало Малфриду. Она смотрела на него, а потом внезапно вспомнила… Она катала яблочко по серебряному блюдечку, она просила показать того, кто всегда думает о ней, и чудо чудное явило ей его на краткий мог… Да, теперь она не сомневалась, что рассмотрела тогда Никлота в этой келье. Она узнала и этот каменный свод над головой, и эту икону с лампадкой перед изображением.

– Ты много думал обо мне, Никлот? – произнесла чародейка с легким удивлением.

Он отложил перо, повернулся к ней.

– Да, дитя мое. Я волновался за тебя. Ибо ты была моим последним недобрым деянием. Ты была юной девушкой с великой внутренней силой, а мы учили тебя не только постигать науку чародейства. Мы учили тебя убивать.

Да, она это помнила. Ее хотели сделать убийцей тех, кто мог посягнуть на племя древлян[135]. Но вышло так, что она не выполнила возложенного на нее волхвами задания, даже ушла из племени, а когда вернулась… то свои же соплеменники не приняли ее и едва не погубили. И она примкнула к тем, кто пошел на древлян. Тогда ей это казалось правильным, было ее местью. Да и по сей день она не жалела о том, что сделала.

Малфрида подумала, что не должна чувствовать своей вины, не должна ничего объяснять Никлоту, превратившемуся в христианского монаха. Кто больше виноват из них перед своими родами? Она, примкнувшая к врагам соплеменников, или Никлот – верховный волхв, оставивший племя в трудную годину?

– Но почему ты ушел к христианам, волхв? Они ведь губят все, что было нашим…

Сказала и осеклась. Она и сама помогла войскам Ольги погубить то, что было ее… ее племенем.

– Ты знал, что со мной было за это время? Ах, конечно же, знал! – Малфрида взмахнула рукой. – Ты всегда был великим ведуном. Хотя… – Она внимательно вгляделась в монаха. – Ведь христианство убивает все чародейское?

Она сказала это с надеждой. Ей совсем не хотелось, чтобы Нилот знал, что она помогала мстившей древлянам Ольге.

– Да, вера во Христа отдаляет нас от того, что мы зовем старой верой. Как и лишает нас возможности колдовать, прибегая к чарам, – задумчиво и спокойно произнес бывший волхв. – Но, видимо, воля Божья была в том, чтобы я остался ведуном. Здесь меня считают чудотворцем и провидцем. Я не могу колдовать, как ранее, мои руки уже не посылают чародейство, как мне вздумается. Но многое мне было и оставлено. Когда же я вспоминал тебя, Малфрида, когда думал о тебе – а таковое случалось довольно часто, – мне были ниспосланы видения. Да, милая, я знаю, что тебе легко было идти убивать. Как и знаю, что ты многому училась, многое постигла. Не только приобрела умение убивать, насылать врагов и сеять зло, к чему мы готовили тебя в древлянских чащах, увы… Ты пошла гораздо дальше: теперь ты умеешь творить разные заклинания, предсказывать и ворожить, можешь превращаться в другое существо, способна зачаровывать и готовить колдовские зелья. Обычно колдунам дается какой-то один особый дар: кто-то насылает падеж, кто-то нагоняет ветры, кто-то особо остро чувствует присутствие нежити или силен в наведении порчи. Но у тебя получалось все. Это вызывало во мне гордость за тебя, мою ученицу, хотя я и понимал, что это не моя… не наша заслуга. Просто ты иная, чем простые люди, в тебе много темной силы, нелюдской, и она все возрастает. Если бы ты не была рождена женщиной, способной чувствовать привязанность, эта темнота давно бы поглотила тебя. Но ты все еще человек, в тебе есть и светлая сущность, ты удерживаешься от того, чтобы стать полностью ведьмой.