Ведьма Вильхельма

Людей в общем доме было много. Вся комната была условно поделена и небольшие закутки разделены между собой тканями, которые свисали с самого потолка и до пола. И где столько ткани взяли? Ведомая любопытством, потрогала и поняла, что это не ткань, а полотно, сплетённое из травы. Конечно, прочности никакой, но хотя бы люди могли получить минимальное уединение.

— Госпожа, — мужчину от меня отодвинула Ингрид, которая выглядела хмурой и, кажется, капельку растерянной. — Кьяне действительно отчего-то стало плохо.

— Давно начались? — спросила, отдавая в руки подвернувшегося под руки паренька корзину с зельями, которые могли мне понадобиться. — Не отходи от меня и береги корзину, в ней много зелий, — на ходу пояснила я мальчишке, отчего тот побледнел и прижал корзину к груди так крепко, что я мельком подумала, не раздавил бы от такого чрезмерного рвения.

— Нет. Но у неё температура очень высокая. Ей явно очень больно. Стонет, не переставая, а во время схваток больно уж сильно кричит.

Я закусила губу. Мне было страшно, но я упорно шагала вперед и лишь молилась, чтобы все прошло хорошо. Сейчас, если у девушки будут проблемы, и она умрёт, это выйдет мне в дальнейшем боком.

Думаете эгоистично? Увы, но она мне чужой человек, но своей смертью может навредить мне и моим близким.

Конечно, я не желаю её смерти и постараюсь приложить все усилия для того, чтобы и она, и ребёнок выжили. Я постараюсь ей помочь, как и любому другому человеку, который нуждается, или будет нуждаться в моей помощи. Это элементарная человечность, помогать, если ты можешь помочь. Но делаю я это не потому, что она мне важна или дорога. Как я уже и сказала, во многих из нас это врожденное, помогать. Пусть некоторые делают что-то по мелочи, другие же по крупному, но каждый в своей жизни так или иначе чем-нибудь помог совершенно чужому человеку.

В самом дальнем закутке на широко лавке лежала девушка. Я бегло осмотрела её, понимая, что Кьяна точно собирается отдать богу душу. Лицо её было серым, всё в испарине. Она без перерыва облизывала губы, кривилась, постанывала и разводила ноги как можно шире.

Потрогав лоб, убедилась, что температура действительно есть. Стоило мне её коснуться, как она открыла глаза и мутным взглядом посмотрела на меня.

Удивительно, как порой людям помогает внушение. Стоило Кьяне увидеть меня, как взгляд тут же изменился. В нём отчётливо стало видно облечение и радость.

— Госпожа, — тихо прошептала она, пытаясь улыбнуться.

— Сильно больно? — спросила, осторожно поглаживая девушку по щеке. Она кивнула. — Схватки идут по нарастающей?

Кьяна опять кинула и заплакала.

— Так больно, — всхлипнула. — Больше никогда. Вот опять, опять!

Она коротко вскрикнула, вся напряглась, заметалась по кровати. Мне пришлось даже её придержать. Странно, если учесть, что схватки начались недавно, то у неё сейчас начальная стадия, которая не должна сопровождаться такими сильными болями. Обычно этот период длиться часов семь.

Примерно через полминуты девушка замерла и выдохнула.

— Принесите теплой воды и чистых тряпок, — попросила я какую-то женщину, которая стояла позади и с беспокойством посматривала на Кьяну. — Сейчас я дам тебе слабенькое обезболивающее зелье. Не стоит волноваться, оно совершенно безвредно и уберёт лишь боль. Ты выпьёшь, и мы посмотрим, что там.

Кьяна кивнула. После послушно осушила бутылёк.

После этого я выгнала всех мужчин, которые толклись поблизости, оголила низ девушки и внимательно осмотрела её. Потрогала живот, но толком ничего не поняла. К сожалению, практики у меня не было, поэтому сказать, всё ли идёт правильно я не могла.

Принесли воду. Я попросила обмыть Кьяну. Заражение крови нам ещё не хватало.

Что могу сказать? Роды длились часов двенадцать. Всё это время мне удавалось немного сбавлять отчего-то слишком сильные боли. Я могла дать ей что-нибудь посильнее, но боялась, что это может навредить ей или ребенку. Под конец, Кьяна тужилась на автомате, хрипя и беззвучно плача.

Ребёнок получился очень крупным. Стоило мне перерезать пуповину, завязать ей, как я тут же бросилась отпаивать девушку зельями, так как мне казалось, ещё немного и она попросту потеряет сознание, а то и того хуже — помрёт.

Ребёнка обмывала я сама, при этом внимательно его осмотрев. Но ничего подозрительно не увидела. Крепкий, голубоглазый мальчик был, на мой взгляд, совершенно здоров.

Я побыла около Кьяны до тех пор, пока не убедилась, что с ней всё хорошо. Напоследок убедилась, что кровотечения нет, и температура полностью спала. И только тогда засобиралась домой, чувствуя, что ещё немного и рухну от усталости.

Оставив Ингрид ещё зелий, сказала звать меня, если что-то будет не так. Рассказала, какие, и когда давать и ушла. Вернее, попыталась. Перед самым выходом меня догнал муж Кьяны.

— Госпожа, спасибо вам. Благодарю за сына, за Кьяну мою.