Господин Арно растерянно кашлянул, не зная, как относиться к сказанному: то ли Бастиан похвалил, то ли выразил опасение. Аделин кивнула и ответила:
– Рада, что оно вам на пользу. Это все?
Бастиан кивнул, и Аделин не поняла его взгляда. Так смотрят, когда не хотят, чтобы человек уходил.
Но ему-то зачем так смотреть? Аделин была всего лишь ведьмой – да, их пути пересеклись, но она ведь не станет задерживаться, да и Бастиан тоже. Оба пойдут своей дорогой.
Бастиан снова отпил кофе и наконец-то отвел взгляд. Аделин обнаружила, что у нее вспотели ладони.
Почти не чувствуя под собой земли, Аделин вышла из участка, разминувшись в дверях с девицами Броссон – тройняшки, они всегда и везде ходили вместе.
Ей казалось, что она падает, и Аделин не знала почему.
Посылку доставили ранним вечером.
Долговязый помощник почтальона в надвинутой на нос кепке протянул коробку и продолжил топтаться на крыльце, ожидая вознаграждения. Но Мари решительным движением забрала коробку, закрыла дверь прямо перед его физиономией и звонко сказала:
– Миледи, посылка! – и добавила уже негромко, себе под нос: – На чай тебе еще подавай… И без чаев хорош будешь!
Стоя у окна в гостиной, Аделин видела, как помощник почтальона бредет к воротам, спрятав руки в карманы и угрюмо пиная камешки. Ожидал чаевые, но ничего не получил – Аделин подумала, что люди боятся ее не так сильно, как раньше. Еще год назад этот паренек с белобрысыми лохмами, которые выбиваются из-под кепки, бежал бы без оглядки, чтобы ведьма не превратила его в лягушку.
А теперь вот. Чаевые подавай.
– Я начинаю думать, что несправедлива к тебе, – сказала Аделин.
Уве, который сидел на диване, пристально рассматривая собственные руки, сцепленные в замок на колене, удивленно посмотрел на нее. Аделин не оборачивалась к брату, но почувствовала спиной его непонимающий взгляд.
Она заговорила с ним в первый раз за день. Когда слуги привели его утром, то Аделин была настолько испуганной и рассерженной, что смогла лишь посмотреть брату в лицо, убедиться, что с ним все хорошо, и удержаться от пощечины.
В округе есть маг, который выпускает вымраков и создает некроморфов, а Уве в одиночку отправляется на прогулки, никому ничего не сказав! Не ударить его, выплескивая свой страх, который высушил ее душу за утро, было сложнее всего.
Вернувшись домой, Аделин устало бросила сумочку в кресло и вдруг поняла, что Уве сидит в гостиной и смотрит на нее – ждет хоть слова.
– Я не права, – признала Аделин. – Ты живой и разумный человек. Ты прекрасно себя контролируешь вне приступов…
«Конечно, контролирует, – устало подумала она. – Настолько, что закрутил роман с Адайн Сили, да еще и взаимный. Хорошо, что они не успели зайти далеко…»
Хотя что хорошего? Адайн мертва. Убита. Уве никому не открывал своих чувств, даже сестре, но Аделин прекрасно знала, что у него на душе: темная ноябрьская ночь, дождь и неутолимое желание выть в небо, выплескивая боль и тоску своей потери.
Гален Дасти мог убиваться по невесте, но не делал этого. Уве даже оплакать ее не мог – на похоронах держался с ледяным спокойствием, смотрел на людей и сквозь них, но Аделин понимала, что нельзя обманываться – ему плохо и он может взорваться в любую минуту.
– Я стараюсь, Лин, – виновато откликнулся Уве. – Ты и сама видишь.
Он хотел, чтобы Аделин обернулась и посмотрела на него. Аделин хотела, чтобы все было как в детстве, когда отец еще был жив. Он принимал бы решения и нес на себе все это – и ведьмовство дочери, и оборотничество сына, – а она следила бы за Уве, подкрепляла сдерживающие заклинания и боялась бы за него, конечно, но не так сильно, как теперь.
– Вижу.
Помощник почтальона вышел за ворота. Над вечерним садом пролетела тихая серая тень – вернулся Кусь.
Что там, в посылке? Кто ее прислал?
– Я тебя очень люблю, Лин, – произнес Уве. Он точно так же сказал это, когда Аделин нашла его в лесу – заблудившегося, исцарапанного, несчастного. За ним шли собаки и охотники, и он, уже став человеком, сидел на поваленном дереве, нервно грыз ноготь на большом пальце и раскачивался взад-вперед. Аделин обняла его, захлебываясь слезами, – сил хватило лишь на то, чтобы укутать себя и брата заклинанием невидимости. Так они и сидели рядом, и мимо шли охотники из Итмана и Инегена, и собаки фыркали и рычали…
– Я тоже тебя люблю, – сказала Аделин и обернулась.
Уве смотрел на нее с горечью и надеждой – усталый молодой человек, который утратил слишком многое. Он ведь любил Адайн, но скорбеть о ней мог лишь Дасти. Это было его законное право – в отличие от Уве.
Аделин боялась думать, что творится у брата в душе, когда он остается один, что он пытается заглушить, когда уходит в поля за поселком и сидит в траве, запрокинув голову к небу и сдерживая вой.
– Ты ходил на кладбище? – спросила она.
Уве кивнул. Он ведь и правда может пойти туда только ночью, когда никто не увидит. Аделин понимающе качнула головой.