ВЕДЬМАК

— Ты обворожительно прекрасна.

— Ну, не так уж сразу с места в карьер, — засмеялась она, и ведьмак мог бы поклясться, что сказала она это совершенно искренне. — Страшно подумать, до чего мы можем в таком темпе дойти к концу возлияния. Начни с… хм… Ну, скажи, что платье я выбрала со вкусом и что лиловый мне к лицу.

— Лиловый цвет тебе к лицу, но, честно говоря, мне ты больше понравилась в белом.

Он заметил в ее изумрудных глазах вызов. И боялся его принять. Уж в таком-то хорошем настроении он все же не был.

Напротив них посадили Кагыра и Мильву. Кагыр сидел между двумя молоденькими и беспрестанно щебечущими дворяночками, кажется, баронессами.

У лучницы в кавалерах оказался пожилой, угрюмый и молчаливый как камень рыцарь с лицом, изъеденным оспинами.

Немного дальше расположилась Ангулема, верховодя и вызывая суматоху среди юных странствующих рыцарей.

— Что такое? — верещала она, поднимая серебряный нож с закругленным концом. — Без острия? Неужто боятся, что мы примемся тыкать друг в друга, или как?

— Такие ножи, — пояснила Фрингилья, — употребляются в Боклере со времен княгини Каролины Роберты, бабки Анны Генриетты. Кароберта прямо-таки из себя выходила, когда во время выпивок гости ковыряли ножами в зубах. А ножом с закругленным концом в зубах не поковыряешь.

— Что верно, то верно, — согласилась Ангулема, шельмовски гримасничая. — К счастью, подали еще и вилки!

Она сделала вид, будто сует вилку в рот, но под грозным взглядом Геральта остановилась. Сидящий по правую руку от нее молодой рыцарь зашелся бараньим фальцетом. Геральт взял тарелку с уткой в желе, подал Фрингилье. Он видел, как Кагыр разрывается на части, выполняя капризы баронессочек, а те глаз с него не сводят. Видел он и то, как юные рыцари увиваются вокруг Ангулемы, наперебой подавая ей кушанья и ржа над ее немудреными шутками.

Он видел, как Мильва крошит хлеб, уставившись взглядом в скатерть.

Фрингилья, казалось, читает его мысли.

— Неудачно попала твоя неразговорчивая подружка, — шепнула она, наклонившись к нему. — Что делать, такое случается, когда распределяют места за столом. Барон де Трастамара не грешит галантностью. И словоохотливостью.

— Может, оно и к лучшему, — тихо ответил Геральт. — Истекающий слюногалантностью дворянин был бы хуже. Я Мильву знаю.

— Ты уверен? — Она быстро взглянула на него. — А не меришь ли ты ее своей собственной меркой? Кстати, достаточно жестокой.

Он не ответил, а вместо этого налил ей вина. И счел, что теперь самое время кое-что выяснить.

— Ты чародейка, верно?

— Верно, — согласилась она, очень умело скрывая удивление. — Как ты догадался?

— Я воспринимаю ауру, — не стал он вдаваться в подробности. — Да и опыт некоторый есть.

— Чтобы все было ясно, — проговорила она через минуту, — я не собираюсь никого вводить в заблуждение. Однако и не обязана громогласно извещать всех о своей профессии или надевать островерхий колпак и черный плащ. Зачем пугать детей? Я имею право на инкогнито. Тоже.

— Не возражаю.

— Я сижу в Боклере, потому что здесь собрана хоть и не самая большая, зато самая богатая библиотека известного мира. Кроме университетской, конечно. Но университеты очень ревностно следят за своими полками, а здесь я — родственница и подруга Анарьетты, и мне дозволено все.

— Можно позавидовать.

— Во время аудиенции Анарьетта намекала на то, что здешние книги могут содержать полезные для тебя сведения. Не удивляйся ее несколько театральной экзальтации. Такова уж она есть. А то, что в книгах ты можешь что-нибудь найти, действительно не исключено. Более того, вполне правдоподобно. Достаточно знать, что искать и где.

— Всего-то?

— Энтузиазм твоих ответов воистину воодушевляет и побуждает к разговору. — Она слегка сощурилась. — Догадываюсь о причине. Ты не доверяешь мне, правда?

— Может, еще по рябиновке?

— Клянусь цаплей! — Молодой рыцарь с конца подковы встал и перевязал себе глаз шарфом, полученным от соседки по столу. — Клянусь не снимать шарфа до тех пор, пока не будут под корень вырублены бандиты с перевала Сервантеса!

Княгиня выразила признательность покровительственным наклоном искрящейся бриллиантами диадемки.

Геральт рассчитывал на то, что Фрингилья не продолжит разговор.

Он ошибся.

— Ты не веришь мне и не доверяешь, — сказала она. — Ты нанес мне вдвойне болезненный удар. Ты не только сомневаешься в том, что я искренне хочу тебе помочь, но к тому же не веришь, что я действительно могу это сделать. Ох, Геральт! Ты за живое задел мое самолюбие и возвышенные стремления.

— Послушай…

— Нет! Не выкручивайся. Терпеть не могу мужчин, которые всячески пытаются вывернуться.

— А каких мужчин терпишь?

Она снова сощурилась, все еще держа нож и вилку в рабочем положении.

— Список длинный. И мне не хочется утомлять себя подробностями. Замечу лишь, что достаточно высоко в нем стоят мужчины, которые ради любимой женщины готовы идти на край света, бесстрашные, рисковые, пренебрегающие опасностями. И не сдающиеся, даже если кажется, что шансов на успех уже нет.

— А остальные пункты списка? — не выдержал он. — Другие мужчины, которые в твоем вкусе? Тоже психи?