ВЕДЬМАК

— Довелошь мне краем уха прошлышать, — проговорил Щук странным, слащаво-заискивающим и одновременно злым тоном, — что не много эта победа дала, впуштую пошли отпущенные на наемников дукаты. Шобралша Нильфгаард и шнова жадал нашим перцу, да еще какого! И Майену обратно опояшал. А может, уж и жахватил крепошть-то? А может, уж шуды нацелилшя? Может, вот-вот ждешя будет? Может, эти продажники кондотьеры давно нильфгаардшким жолотом перекуплены. А может…

— А может, — оборвал его рассердившийся солдат, — в морду хочешь, хам? Учти, за оскорбление наших войск шибеницей карают! Заткнись, пока я добрый!

— Ооооо! — Дубина Клапрот, широко раскрыв рот, разрядил ситуацию. — Ооо, гляньте-ка! Какие чудные недомерки!

По дороге, под глухой грохот литавр, трубный рев кобз и дикий свист пищалок, топал отряд пехоты, вооруженной алебардами, гизармами, бердышами, цепами и палицами, толстые концы которых были утыканы кремнями и железными шипами. Одетые в меховые бурки, кольчуги и островерхие колпаки, солдаты были действительно непривычно невысоки.

— Краснолюды с гор, — пояснил ландскнехт. — Одно из подразделений Махакамской Добровольческой Рати.

— А ведь я-то думал, — бросил Окультих, — что краснолюды не с нами, а супротив нас. Мол, предали нас эти вшивые карлы и теперича с Черными в сговоре.

— Ты думал. — Ландскнехт сочувственно глянул на него. — А чем, интересно? Ты, недотепа, если б в супе таракана съел, так в кишках у тебя завелось бы больше ума, чем в башке. Те, что там идут, — одно из подразделений краснолюдской пехоты, которую прислал нам в помощь Брувер Гоог, староста махакамский. Они в большинстве тоже в бою побывали, крупные потери понесли, ну, тогда их под Вызиму отправили на переформировку.

— Боевой народ эти краснолюдины, — подтвердил Мэльфи. — Когда мне один такой в элландерском трактире по уху дал, так у меня в том ухе аж до Йуле звенело.

— Краснолюдский отряд — последний в колонне, — заслонил ландскнехт глаза ладонью. — Конец маршу. Сейчас тракт освободится. Собираемся — и в путь, потому как скоро уже полдень.

— Столько военного люда на юг топает, — сказал продавец амулетов и чудодейственных снадобий, — что, несомненно, бо-ольшая будет война. Бо-о-льшие будут на людей несчастья! Бо-ольшое поражение армий. Гибнуть будет народ тысячами от меча и пожоги. Взять, господа, хотя бы тот вон комет, что по небу кажную ночь видать, красный хвост огненный за собою волочит. Ежели у комета хвост синий али бледный, сие на зимние хвори, лихоманки, плевры, флегмы и простужения. А такоже несчастья водные, таковые, како наводнения, ливни или другие ненастья и напасти. Красный же цвет указывает, что это комет горячки, крови и огня, а такоже железа, кое из огня рождается. Страшные, страшные несчастья на народ свалятся! Бо-ольшие погромы будут и резня. Како сказано в том пророчестве: «Будут трупы лежать грудами по локтей двунадесять, на опустошалой земле будут волки выть, а человек след другого человека целовать будет». Ох, горе нам, горе!

— Почему нам? — холодно перебил ландскнехт. — Комета высоко летит, из Нильфгаарда ее тоже видать, не говоря уж о долине Ины, откуда, говорят, Мэнно Коегоорн движется. Черные тоже в небо глядят и комету видят. Так почему же не принять, что она не нам, а им поражение ворожит? Что это их трупы будут грудами уложены?

— Точно! — буркнул второй ландскнехт. — Это им горе-то, Черным!

— А ловко вы это, милсдари, сообразили!

— Конечно.

Они миновали окружающие Вызиму леса, вышли на луга и пастбища. Здесь паслись целые табуны лошадей, самых разных — кавалерийских, упряжных, тягловых тяжелых першеронов. Травы, как обычно в марте, на лугах было что кот наплакал, но стояли скирды и телеги, полные сена.

— Ну, видитя? — облизнул губы Окультих. — И-эх, коняшки! И никто не стерегеть! Бери-выбирай!

— Заткни хлебало, — прошипел Щук и подхалимски улыбнулся ландскнехтам выщербленными зубами. — Он, гошпода, в кавалерии вожмечталша шлужить, потому так на этих коняг жырытшя.

— В кавалерии! — бросил ландскнехт. — Ишь что хаму мечтается! Конюхом ему быть, навоз из-под лошадей вилами выгребать да на тачке вывозить!

— Швятую иштину, милшдарь, говорите.

Двинулись дальше, наконец добрались до дамбы, идущей вдоль прудов и каналов. И неожиданно над верхушками ольх увидели красные черепицы вздымающихся над озером башен вызимского замка.

— Ну, стало быть, мы почти на месте, — сказал торговец. — Чуете?

— Фууу! — скривился Мэльфи. — Что за вонь? Что такое?

— Наверно, шолдаты ш голодухи подохли на королевшкой шлужбе, — забурчал у них за спинами Щук, но так, чтобы ландскнехты не расслышали.

— Чуть нос не своротит, э? — засмеялся один. — Верно, тут тысячами стоял люд военный на передыхе, а военный люд есть должен, а как поест, так бздит, прошу прощения. Таким уж фортелем природа людей сделала, и тут уж ничего не попишешь. Ну а то, что высрано, то в те вон рвы вывозят, вываливают, даже не присыпая. Зимой, пока мороз дерьмо прихватывал, оно как-то держалось, а с весны… Тьфу!