Ортолан был живой легендой, персоной, чрезвычайно заслуженной в чародейском искусстве.
Его страстью являлась популяризация магии. В отличие от большинства чародеев, он полагал, что выгода и польза, вытекающие из сверхъестественных сил, должны быть общим благом и способствовать всеобщему достатку, комфорту и счастливой повседневности. Всякий человек, мечтал Ортолан, должен обладать гарантированным бесплатным доступом к магическим лекарствам и эликсирам. Чародейские амулеты, талисманы и разнообразные артефакты должны сделаться доступными всем и задаром. Привилегиями всякого гражданина должны быть телепатия, телекинез, телепортация и телекоммуникация. Чтобы достичь этого, Ортолан непрерывно что-то изобретал. То есть – создавал изобретения. Порой настолько же легендарные, как и он сам.
Реальность довольно болезненно скорректировала мечтания старого волшебника. Ни одно из его изобретений, должных сделать магию повседневной и демократичной, ни разу не миновало стадию прототипа. Все, что Ортолан придумывал, и что, как идея, было простым, на практике оказывалось невероятно сложным. Чему следовало делаться массовым, оказывалось дьявольски дорогим. Ортолан, однако, не падал духом, фиаско, вместо того, чтобы отвращать его, лишь подталкивали к дальнейшим усилиям. Ведущим к очередным фиаско.
Подозревали – хотя самому Ортолану подобная мысль никогда не приходила в голову, – что причиной неудач изобретателя часто оказывался банальный саботаж. И дело здесь было не в привычной для чародейского братства зависти – по крайней мере не только в ней, – и не в нежелании популяризовать искусство, кое волшебники предпочитали видеть в руках элиты, сиречь, в собственных. Опасались они изобретений военных и смертоносных. И опасались обоснованно. Как у любого изобретателя, у Ортолана случались периоды увлечения веществами взрывчатыми и зажигательными, бомбардами, бронированными повозками, самопалами, самобоями и отравляющими газами. Условием достатка, доказывал старик, является всеобщий мир меж народами, а мир достигается вооружением. Самый верный метод избежать войны – это ужасать ужасным оружием, и чем оружие ужасней, тем мир крепче и устойчивей. Поскольку же Ортолан к аргументам прислушиваться не привык, в его изобретательской команде скрыли саботажников, которые оные изобретения торпедировали. Почти ни одно из них не увидало света дня. Исключением стал ославленный и ставший предметом многочисленных анекдотов шаромет. Было сие разновидность телекинетической арбалесты с большой емкостью под свинцовые шарики. Шаромет – соответственно с названием – должен был метать шарики в цель очередями. Прототип вышел – о, чудо! – за стены Риссберга, был даже протестирован в какой-то битве. Однако с жалким эффектом. Использовавший изобретение стрелок, спрошенный о пригодности оружия, якобы заявил, что шаромет – он навроде его тещи. Тяжелый, мерзкий, совершенно бессмысленный и ничего более: вот просто взять бы да и утопить в речке. Старый волшебник не стал переживать, когда ему об этом доложили. Шаромет – лишь игрушка, якобы заявил он, а у него уже есть планы на проекты куда более многообещающие, способные уничтожать массово. Он, Ортолан, принесет человечеству мир, пусть даже сперва придется для этого половину человечества повыбить.
Стену комнаты, куда его ввели, покрывал огромный гобелен, шедевр ткачества, аркадийская вердюра[37]. Гобелен портил недостиранный потек, слегка напоминавший большую чернильницу. Некто, прикинул ведьмак, совсем недавно на этот шедевр ткачества, похоже, сблевал.
За столом, что занимал середину комнаты, сидело семеро.
– Мастер Ортолан. – Пинетти легко поклонился. – Позволь представить тебе. Геральт из Ривии. Ведьмак.
Геральта внешний вид Ортолана не удивил. Говаривали, что это самый древний из живущих чародеев. Может, так, может – нет, но уж по крайней мере Ортолан был чародеем, который выглядел как самое что ни на есть ископаемое. Было это странным еще и потому, что никто иной как он сам изобрел прославленный альраунов декокт, эликсир, который чародеи использовали, сдерживая процессы старения. Сам Ортолан, когда наконец доработал верно действующую формулу магического напитка, не очень-то им сумел воспользоваться, поскольку был к тому времени уже слишком стар. Эликсир предотвращал старение, но, увы, не омолаживал. Именно поэтому Ортолан, хотя издавна принимал лекарство, всё же выглядел древним старцем – особенно на фоне собратьев: преклонных годами чародеев, которые обладали внешностью мужчин в расцвете сил, и поистертых жизнью чародеек, что более напоминали девиц. Лучащиеся молодостью и очарованием чародейки и чародеи с легкой сединой, чьи истинные даты рождения исчезали во мраке истории, берегли секрет эликсира Ортолана как зеницу ока, порой отрицая и само его существование. Ортолана же удерживали в уверенности, что эликсир повсеместно доступен, благодаря чему человечество почти что бессмертно и – как из этого следует – абсолютно счастливо.