Ведьмак из Большого Киева

На «ушастенького» Гонза давно привык не обижаться. Гоблинов среди живых было заметно меньше, чем, скажем, орков, гномов или виргов. Даже меньше, чем чистокровных эльфов. И уж конечно, меньше, чем людей. Пард когда-то давно набрел в сетях на статистику случайных социологических выборок и почему-то запомнил ее наизусть, до последней цифры. Из ста произвольных обитателей Большого Киева двадцать шесть — люди; двенадцать — метисы разных кровей; десять — орки; гномов и виргов — по восемь; чуть больше семи, но меньше восьми — что хольфингов, что половинчиков (тут пошла дробная, в общем-то смешная статистика; из ста киевлян семь с половиной — хольфинги… Смех, да и только); семь — черные орки; пять — эльфы и всего лишь один гоблин. Причем складывалось впечатление, будто все гоблины Киева толкутся у вокзалов носильщиками или работают грузчиками у торговцев-палаточников.

Недостающие восемь живых приходились на самые разные редкие расы — бойешей, сурогхов, песиголовцев, ламисов. Этих в Киеве, да и в других местах тоже, обреталось сосем немного.

Наверное, Гонза был счастливым исключением. Он не стал ни носильщиком, ни грузчиком. Стал техником, что даже мало: ому из людей удавалось, если говорить начистоту. К технике и науке традиционно тяготели практически все эльфы, а таксе многие люди и вирги. Среди гномов и орков техники были редкостью, но не исключением. А вот среди гоблинов… Пард знал единственного гоблина-техника — Гонзу. И никогда не слыхал о других. Впрочем, Пард знал вообще только одного гоблина. И этот единственный оказался техником, причем очень сильным техником. Пард, тогда еще совсем сопливый мальчишка-подросток, многому у Гонзы научился. И как-то незаметно они стали друзьями, несмотря на то что Гонза был шестеро старше и в тысячу раз опытнее.

Погрузившись в воспоминания, Пард и сам не заметил, как охотники прошли на перрон. Длинная туша поезда уже поджидала пассажиров, распахнув двустворчатые двери пузатых цилиндрических вагонов.

— Так, — сказал Бюскермолен и остановился. — Наши вагоны — восемь и девять.

В тот же миг в тамбуре одного из вагонов появился Вольво и выглянул на перрон.

— Ага, — сказал он довольно. — Явились. Все, надеюсь?

— Все, шеф! — бодро ответил Бюскермолен. — Как один. В лучшем виде.

— Хорошо. — Вольво еще раз обвел взглядом живописью группу охотников и заглянул в листок с записями. — Лард, Гонза — сюда, ваше купе седьмое. Бюс, Роел — ваше третье. Михай и Саграда — в восьмое. Зеппелин — в шестое, к Васе-«Сексу». Трыня — во второе, там Жор. Остальные — в соседний вагон, вот в этот, селитесь как пожелаете — первые.

Команда стала деловито грузиться в вагоны, распихивать по полкам сумки и стелить пахнущие крахмалом простыни поверх полосатых дорожных матрасов.

Дальнее купе восьмого вагона Вольво забил снаряжением и припасами. На юге, за Николаевом, город заканчивался, и без припасов там просто не выжить.

В третьем купе, у гномов, уже разлили по первой. Половинчик-повар мигом сообразил каких-то размороженных копченостей и консервированных огурчиков на закусь; орк Вася притащил домашнего одесского сала, свежатины, и был встречен восторженным «Хуммм!»; Гонза, подмигнув Парду, извлек из кармана куртки узкую бутылку «Эльфийской особой», да такого разлива, что вытянулись лица даже у Иланда и Вахмистра. В общем, еще до отхода поезда в третье набилось народу — не протиснуться, и несмотря на то что вещей у каждого было вроде и немного, на столе извлеченные вкусности не помещались. Как-то незаметно тронулись в путь, выпили заодно за удачное начало. Вскоре появились шофера из соседнего вагона, и пришлось рассредоточиться по двум купе: часть перебралась к половинчикам, во второе. Галдеж стоял неимоверный, чувствовалось, что команда Техника любит такие поездки и намерена, раз уж представился случай, оттянуться по полной программе. Зашел ненадолго и Вольво; вкусил «Эльфийской особой», сжевал розоватый ломтик одесского сала, довольно крякнул и потеплел взглядом. Выслушал байку Васи-«Секса» о пивнухе на улице Немереной, посмеялся со всеми, велел «не переборщить, а к утру быть на ногах и в сознании» — и удалился в свое купе. Шум в вагоне его ничуть не волновал.

Пард тоже отдался шальному дорожному настроению: пил со всеми и не пьянел. То есть пьянел, конечно, но мутная хмельная пелена держалась в отдалении, а его сознание оставалось кристально чистым и ясным. Пард с удовольствием чокался с соседями, опрокидывал чарку, хрустел огурчиком и слушал очередную историю, на которые живые-киевляне были весьма горазды. Долгая жизнь позволяет помнить массу прелюбопытнейших случаев, а народ из команды Вольво, даже люди, успели хлебнуть на своем веку немало приключений. Пард тоже рассказал два случая: как тащили на юг Большого Урала два мешка шалтары под видом обычного сахара, да еще через свирепые кордоны Большой Москвы, и как сходили по хмельному делу чуть не до самого Бухареста на яхте друзей-николаевцев Кутняка и Кэпа. Слушатели вволю посмеялись.