Ведьмак из старой Москвы (СИ)

Мать почему-то не открывала дверь. Гарик звонил так, что указательный палец покраснел от прилива крови. Ключом тоже не удавалось открыть, замок был заблокирован другим ключом с обратной стороны. Еще особо не переживая Гарик достал раскладушку сотового и набрал домашний номер. Честно отсчитав двадцать гудков, которые были также хорошо слышны из-за двери, как из динамика телефона, он понял, что пора пугаться. Может взломать? – пришла в голову мысль. Семецкий с понятным сомнением оглядел свои пухлые руки. Последнее время Гарик мало уделял времени своей негероической внешности. С детства тощий и слабый он избегал любых стычек предпочитая прятаться за спинами других, максимум на что его хватало, это сказать из под тишка что-нибудь ехидно-гадкое и тут же смыться с места конфликта. Со временем Гарик отожрался, подобрел, стал солидным, брюшко с трудом умещалось в фирменных штанах, часто приходилось расстегивать пуговицу на брюках, что бы хоть немного ослабить давление. К двадцати трем годам Гарик перевалил за сто кг, при росте метр восемьдесят и стал полностью похож на пингвина-мутанта. Разумеется, о занятиях спортом речи не могло быть, карьера и деньги стояли на первом месте. Гарик решился. Он отошел к противоположенной двери, за которой жила гадкая пенсионерка Бронислава Юзефовна; можно было не сомневаться, что подлая старушка внимательно следит в замочный глазок, и попытался разогнаться. Тряхнуло не слабо. Железная дверь самого дешевого образца победила. Экономия на этот раз не принесла Гарику победы. Кое-как поднявшись с пола, он еще раз попытался открыть дверь естественным способом. Бинго! От удара ключ с противоположенной стороны замка выпал, был слышен звук, и теперь можно было спокойно попасть в квартиру. Гарик не мог вставить ключ в замок, сказывалось нервное напряжение, рука дергалась, ему абсолютно некстати вспомнился пошлый анекдот о взаимосвязи между сексуальными способностями мужчины и том, как он открывает замок: нежно, грубо или нервно. Сейчас Гарик в полном соответствии с финалом анекдота был готов даже лизнуть замочную скважину и уже опускался на колени, как сзади раздался звук открывающейся двери. – Да что же это делается? – первая фраза Брониславы Юзефовны не отличалась оригинальность, зато последующая тирада повысила Гарикову шкалу уважения к гадской бабке. – Педерастов на вас нет! Ибо жопой думаете! Какого... Гарик, стараясь не слушать излияния соседки, наконец, засунул ключ, однако радость его была недолгой. Деформированная дверь погнула хлипкий механизм замка. Кряхтя, и обливаясь потом, Гарик по заверениям соседки занимался экстремальным самоудовлетворением с замочной щелью. Ибо, старушка любила это слово, ибо других щелей Семецкий в жизни не видел. Через десять минут возни Гарик готов был пойти по пути Раскольникова, даже отсутствие топора его не смущало, но все больше росла тревога за мать. Наконец повезло, дверь внезапно поддалась, и он кубарем влетел в квартиру. От сердца отлегло, мама Гарика Надежда Сергеевна, сидела на диване, поджав ноги. На появление сына она никак не отреагировала. – “Пи-пи-пи-пи-пи-пи”, что произошло? – совладав с чувствами, спросил Аркаша. – Ты почему дверь не открывала? Надежда Сергеевна молчала. Кожа Гарика мгновенно покрылась гусиными мурашами размером с пятак. Сын подошел к матери. Под Надеждой Сергеевной разлилось дурно пахнущее пятно, Гарик с ужасом понял, что это моча. Глаза матери, не отрываясь, смотрели в экран телевизора, сын невольно проследил за взглядом – ящик работал, но изображение на нем транслировало эталонную заставку. Гарик начал трясти мать, ситуация складывалась жуткая, Надежда Сергеевна повинуясь пощечинам сына, поворачивалось то в одну то в другую сторону, когда он попытался ее поднять, она покорно встала и застыла немой статуей, глаза все так же смотрели в сторону экрана. Догадка пронзила его, с остротой первого оргазма. Мама вела себя так, будто у нее вынули душу. Оставили лишь безвольную оболочку способную существовать, но не жить. Гарик сунул руку в карман и достал кучу смятых бумажек, выбросив на пол деньги, он расправил список. На его глазах несколько строк словно потеряли четкость и стали расплываться, графа, где стояло имя его матери, почти полностью исчезла, только цифра напротив – 1000 налилась жирным шрифтом. Гарик не поверил своим страшным выводам. Невозможно продать душу чужого, ну пускай не чужого – родного, любого человека! Трубка радиотелефона лежала рядом. Аркаша, ломая многострадальный палец, набрал 03, занято. Пять, десять минут – занято. 02 – занято! Любой номер – занято. Гарик в отчаяние посмотрел на маму. Надежда Сергеевна все так же безучастно изображала мертвую статую, единственное, что отличало ее от камня – дыхание. Грудная клетка вздымалась и опускалась, но искра, которая заставляет человека, осознано творить в каждом вздохе, угасла. Гарик бросился к двери, не пытаясь закрыть замок, он кубарем скатился по лестнице. Злополучный перекресток, где к нему подошла Моника, находился в десяти минутах от дома, Гарик даже видел супермаркет, развалившейся своей уродливой яркостью, возле которого он совершил сделку. Семецкий не останавливаясь бежал, он надеялся, что сможет найти покупателя и заставить вернуть матери душу. Пусть заберет деньги, пусть все забирает, все...все...все! Проклятый светофор. Красный свет, издеваясь, горел особенно ярко одному Гарику. Трамваи летели через перекресток не хуже гоночных болидов, не давая шанса проскочить. Стуча подошвами ботинок об асфальт и ломая пальцы, менеджер бешено всматривался в противоположенный конец перекрестка. Показалось? Или? Точно!!! – Стой! – от дикого крика грудь и горло сдавило горячим ежом, прохожие ошпаренные воем явно обкуренного юноши, попятились, спеша сохранить свою драгоценную приватность, скрываясь от всего, что выходило за рамки обыденности, за бульварными книжками и надменно-пустыми лицами. Гарик не дождался зеленого. Он буквально взлетел над перекрестком, вслед ему визжали клаксоны и не переобутая вовремя зимняя резина, родной мат прорывался даже сквозь симфонию городского шума. С другой стороны вселенной стояла Моника и единственный настоящий друг Гарика Коля Смиттен. Моника как раз передавал Смиттену листок, когда Семецкий увидел приятеля и второй раз за день поседел. Вряд ли Коля услышал крик друга, перекричать город на уровне шума не способен даже сводный хор всех Турецких мира, но на уровне эмоций, концентрированный вопль, воплощенный в ментальном мире, вызывает у человека, к которому направлен “призыв” секундное озарение, предчувствие. Смиттен почувствовал и посмотрел прямо на рискующего в буквальном смысле жизнью Гарика. Глаза, под линзами очков, сравнялись размерами с псевдо марроканскими мандаринами. Семецкий довольно удачно увернулся от маршрутки и под включившийся зеленый сигнал оказался в ста метрах от друга. – Стой! – еще раз ненужно закричал Гарик, пораженный Коля и так стоял не шелохнувшись.