Ведьмак

Громыхнуло с такой силой, что задрожали поддерживавшие потолок колонны, а со стен посыпался алебастр.

Цири осторожно выглянула из-за угла. Коридор был пуст. Она быстро и тихо пошла вдоль стоящих справа и слева в нишах скульптур. Когда-то она уже видела эти скульптуры.

В снах.

Выходя из коридора, наткнулась на человека с дротиком. Отскочила, готовая к сальто и вольтам. И тут же сообразила, что это не человек с дротиком, а седая, худая и согбенная женщина. И что в руках у нее не дротик, а метла.

– Где-то здесь держат чародейку, – откашлялась Цири, – с черными волосами. Где?

Женщина с метлой долго молча шевелила губами, словно что-то жевала.

– Откедова ж мне-то знать, голубица? – промямлила она наконец. – Я туточки токмо прибираюсь. Ничего боле, токмо прибираю опосля их и прибираю, – повторила она, вообще не глядя на Цири. – А они хучь бы што, токмо поганють и поганють. Глянь-кось сама, голубица.

Цири глянула. На полу извивалась размазанная зигзагом полоса крови. Через несколько шагов полоса обрывалась около скорчившегося у стены трупа. Дальше лежали еще два – один свернувшийся клубком, другой – совершенно противоестественно раскинувшийся крестом. Рядом с ними валялись арбалеты.

– Ничего боле, как токмо пачкають да пачкають. – Женщина взяла ушат и тряпку, опустилась на колени, принялась вытирать. – Грязь и ничегошеньки боле, токмо грязь, грязь да грязь. А ты тут, понимаешь, убирай и мой. Когда-нито будет тому конец?

– Нет, – глухо сказала Цири. – Никогда. Таков уж этот мир.

Женщина перестала вытирать. Но головы не подняла.

– Я токмо убираюсь, – сказала она. – Ничегошеньки боле. Но тебе, голубица, скажу, что тебе надыть прямо идтить, а опосля налево.

– Благодарю.

Женщина еще ниже опустила голову и принялась за свое дело.

Она была одна. Одна, одинокая, затерявшаяся в путанице коридоров.

– Госпожа Йеннифэ-э-эр!

До сих пор она блюла тишину, боясь привлечь людей Вильгефорца. Но теперь…

– Йеннифэ-э-эр!

Ей показалось, будто она что-то услышала. Да, конечно!

Она вбежала на галерею, оттуда – в большой холл со стройными колоннами. В ноздри снова полез запах горелого.

Бонарт, словно дух, вышел из ниши и ударил ее по лицу. Она покачнулась, а он ястребом кинулся на нее, схватил за горло, предплечьем прижал к стене. Цири глянула в его рыбьи глаза и почувствовала, как сердце опускается у нее вниз, под живот.

– Я б тебя не нашел, если б ты не орала, – прохрипел Бонарт. – Но ты орала, к тому же тоскливо! Уж не по мне ли ты тосковала, милочка?

Продолжая прижимать ее к стене, он запустил ей руку в волосы на затылке. Цири дернула головой. Охотник ощерился. Проехал рукой по плечу, груди, грубо схватил за промежность. Потом отпустил, толкнул так, что она сползла по стене.

И бросил ей под ноги меч. Ее Ласточку. А она мгновенно поняла, чего он хочет.

– Я предпочел бы на арене, – процедил он. – Как завершение, как финал множества превосходных представлений. Ведьмачка против Лео Бонарта. Эх, и платили бы людишки, чтобы увидеть нечто подобное. Ну же! Подними железяку и вытащи ее из шагрени!

Так она и сделала. Но не вытянула меч из ножен, только перевесила за спину так, чтобы до рукояти можно было дотянуться.

Бонарт отступил на шаг.

– Я думал, – сказал он, – что мне достаточно будет натешиться видами тех процедур, которые готовит для тебя Вильгефорц. Я ошибся. Я должен почувствовать, как твоя жизнь стекает по моему клинку. Плевать я хотел на чары и заговоры, на предназначения и предсказания, на судьбы мира. Плевать я хотел на старшую и младшую кровь. Что мне все эти ворожбы и чары? Какой мне от них прок? Никакого! Ничто не может сравниться с удовольствием…

Он осекся. Она видела, как он стиснул зубы, как зловеще блеснули его глаза.

– Я выпущу из тебя кровь, ведьмачка, – зашипел он. – А потом, прежде чем ты окоченеешь, мы отпразднуем свадьбу. Ты – моя. И умрешь моей. Доставай оружие.

Послышался далекий грохот, замок задрожал.

– Вильгефорц, – пояснил с каменным лицом Бонарт, – делает там фарш из твоих ведьмачьих спасителей. Ну, давай, девка, доставай меч.

«Бежать, – подумала она, коченея от ужаса. – Бежать в другие места и другие времена, только бы подальше от него, только бы подальше». Она ощутила стыд. Как же так – бежать? Бросить на произвол судьбы, оставить в их руках Йеннифэр и Геральта? Но рассудок подсказывал: «Мертвая, я ненамного им сгожусь…»

Она сконцентрировалась, прижала кулаки к вискам. Бонарт моментально понял, что ему светит, кинулся к ней. Но поздно. В ушах у Цири зашумело, что-то сверкнуло. «Получилось», – подумала она торжествующе.

И сразу же поняла, что торжествовала преждевременно. Поняла это, слыша яростные крики и ругань. Виной фиаско была, вероятно, злая, враждебная и парализующая аура этого места. Она перенеслась, но недалеко. Совсем недалеко от Бонарта. Но все же за пределы досягаемости его рук и меча. По крайней мере – на какое-то время.

Подгоняемая его ревом, она повернулась и побежала.