Ведьменыш

Но вдруг будто чиркнул перед глазами разряд или вспышка, радио, оживившись, заявило: «Всю эту неделю наша планета находится во власти сильных магнитных бурь, вызванных вспышками на Солнце.

По прогнозам российской службы космической погоды, пик солнечного тайфуна ожидается в среду, а стихнет он только к выходным. Говорят, что такие сильные бури случаются не чаще, чем раз в десять лет. Но людям, страдающим сердечно-сосудистыми заболеваниями, а также заболеваниями органов дыхания, от этого не легче…»

Степан кисло улыбнулся и опять набрал по мобильнику номер сменщика и услышал обнадеживающий гудок…

Но звонок прозвучал здесь же, в кабине! Николай оставил мобильник в кармане кожаной куртки, висевшей у двери. Тут Степан заметил, что рядом с курткой висит тряпичная сумочка защитного цвета с портретом Че Гевары.

– Ну, точно, баба, – догадался сменщик с раздраженным облегчением.

Степан притормозил. Подумав, расстегнул сумочку и сразу между маникюрным набором и косметичкой увидел паспорт. Открыл документ и прочел: Лазарева Ольга Владимировна…

«Черт знает что! Исчез с какой-то бабой. Сволота!»

2

На кладбище заперли ворота, однако дневной сторож в тот вечер уходить не спешил. Он предложил ночному – Бирюшкину – перекусить и хряпнуть за смену вахты. Тот согласился, и когда они уже уминали селедку, напарник механически включил стоявший тут же на самодельном столике, застеленном клеенкой с незатейливым рисунком со звездочками, старенький приемничек марки «ВЕФ».

Строжка была маленькая, построенная из железнодорожных шпал. Изнутри ее не от души покрасили светло-голубой масляной краской, да и та уже стала пузыриться, отставать от стен. Низкое квадратное оконце, больше похожее на глазок фронтового блиндажа, украшали гирлянды липучек с мухами да тряпичные замусоленные занавески. Криво висящий прошлогодний календарь веселил озорными китайскими котятами, смотревшими свысока на усевшихся за столиком сторожей.

По радио сообщили, что под Пятую симфонию Бетховена любой корм усваивается лучше, а потом стали предупреждать сердечников о магнитных бурях и о том, что скоро и над Уралом жители смогут увидеть даже северное сияние.

– Вот, будем как чукчи сидеть и в окно смотреть на чудеса природы, – сказал Рябчук Бирюшкину.

– Да чепуха это все! – махнул рукой тот. – Ничего не будет, все это досужая болтовня. Народ надо чем-то оглупить, вот эту дребедень и пускают по радио. Чешут и чешут языками. Час, два посмотришь телевизор или радио крутанешь и просто болваном делаешься. Прикинь – подбирают такие звуки, чтоб просто разложить ум человека. Дикие скрежеты разрушают возможность мыслить. И все прямо в подкорку засовывают – моя нервная система не выдерживает таких стрессовых нагрузок! На ногах появляется короста, сыпь какая-то. Я-то свою физиологию знаю. Приходится пить. На-ка и ты траванись.

Бирюшкин протянул Рябчуку бутылку и продолжал:

– Только так я могу со своей расшатанной нервной системой существовать. Психология моя ни к чему такому не готова. Это я тебе не из носа выковыриваю. Говорю, что есть. Газеты уже об том не раз писали, не два… В общем, не хочу я на это тратить свои мысли. У меня голова для другого приспособлена.

– А что с Бертой случилось? Кто собаку убил? Не нашли? – спросил Рябчук.

– Иди найди. Если б знал, сам бы прибил. Но, видать, это мужик не простой, хитрый. Если это, конечно, человек, – ответил ночной сторож.

– А кто?

– Ты ведь, мужик, ночи где – дома проводишь? Вот, а я здесь. Знаешь, последние ночи тут, над кладбищем, какая дрына кружит? – пояснил Бирюшкин.

– Что за дрына?

– А то. Похожа на летающую тарелку.

– Да иди ты! – отмахнулся Рябчук и, опрокинув еще стопку, предположил: – А может, это… дирижабль, рекламная кампания?

– Ну да! Дураком меня считаешь? – обиделся Бирюшкин.

В своей предыдущей жизни Кондрат работал то на бетонном заводе, где варил арматуру для точечной сварки, когда поднимали атомный комбинат в Озерске, то штабельщиком на доке, то в цехе очистки на местном водоканале. Оттуда несколько раз попадал в больницу с отравлением техническим спиртом.

А когда на стройке на него свалилась груда досок, доктора назначили ему ВТЭК, нашли сотрясение мозга и после этого присвоили третью группу. Вот Бирюшкин и устроился сторожить местное кладбище.

– Работа непыльная, – говорил он жене. – Мертвецы лежат себе и лежат. И я лежу. Только живой и в потолок поплевываю.

Дочка вышла замуж, родила внучку, потом развелась и вернулась в отчий дом. А дома из-за вечной пьянки Бирюшкина не любили. Дочка с матерью разрешали Бирюшкину только днем возвращаться в квартиру, а вечера, ночи и утра предложили проводить на своем кладбище.

Сторожи себе и сторожи. Постелили ему лежак в кладовке, а маленькая внучка то и дело повторяла, как считалку, сказанную кем-то фразу: «Спаси нас, Господи, от дедушки Кондратия!»

– А ты, Кондрат, где служил? – спросил Рябчук, закусывая соленым хрустящим корнишоном, что вынул из целлофанового пакета.

– Как только семилетку закончил, сразу же на Северный флот забрили. Там и служил.

– На крейсере!

– Нет, в береговой артиллерии.