Ведьмин час

– Ты как со мной разговариваешь? – удивилась наставница. – Нина, ты слышала?

– Она всегда была такой, смирись. – Нина покачала головой. – Лучше помоги нам.

– И не подумаю! Почему вы…

– Мальчикам негоже спать в одной комнате с девочками! – отрезала Нина.

– Шесть лет было гоже, а теперь вдруг негоже? – язвительно спросила Варна.

– Я выпорю тебя, если продолжишь, – предупредила наставница.

– Давай, – смело сказала Варна, – только на вопрос ответь!

В тот день ее выпороли как сидорову козу, до слез, до кровоподтеков, совсем как в детстве. Сидеть Варна не могла три дня, охала каждый раз, когда приходилось двигаться, а на площадке снова проигрывала Святу в скорости.

Обида душила ее, но сильнее всего она ощущала гнев: взрослые скрывают что-то, недоговаривают, а от нее пытаются избавиться!

По ночам ее мучили кошмары – липкие, горячие сны, обжигающие нутро. В них она снова и снова возвращалась на шабаш, но дела, творившиеся там, были куда чернее тех, которые Варна видела наяву, – люди совокуплялись с животными, кричали петухами и блеяли, и над всем этим стоял Зверь. Он смотрел на оргию уродливыми козлиными глазами со зрачками, пылающими огнем, и наслаждался этим зрелищем. Порой из-под маски Зверя показывалось лицо Мстислава, бормочущего молитвы.

Там была и Рослава – она то позволяла обнять себя, то исчезала, растворяясь в туманной дымке. Иногда Варна видела ее в окружении сестер, счастливую, улыбающуюся, танцующую в цветущем поле, гуляющую босиком по лесу или ворожащую над железной чашей. Варна не могла говорить в этих снах, она пыталась просить прощения, но ей не удавалось выдавить из себя ни слова.

Просыпаясь, Варна долго лежала, уставившись в потолок, пытаясь утихомирить разошедшееся сердце. Ей мучительно хотелось встретиться с Рославой, но она не знала, где искать ведьму, не знала, вернется ли та, когда сойдет снег.

В том марте произошло что-то странное – однажды Варна заметила свое отражение в зеркале и застыла, пораженная произошедшими за зиму изменениями. В отражении она увидела незнакомку – девушку, не ребенка. Куда-то подевалась угловатость, тело начало меняться, удобные штаны облегали бедра, рубаха натянулась на невесть откуда взявшейся груди. Она оказалась не готова к взрослению и теперь всячески пыталась скрыть изменившееся тело под свободной одеждой.

Но не только Варна начала меняться той весной. Наставники помрачнели, мальчишки обособились, у некоторых из них на лицах появились первые намеки на бороды, каждое утро Мстислав заставлял их бриться, ибо «негоже детям Господним зарастать, как дикарям».

Тогда же Нина пригласила Варну и Диву к себе в комнату, где провела беседу о любви и плотских отношениях. В процессе Варну чуть не вырвало, а Дива побледнела и сидела ни живая ни мертвая. Наставница упорно игнорировала воздействие, оказанное ее словами, и продолжала рассказывать о грехе, о том, откуда берутся дети и почему девушка должна хранить себя в чистоте.

– И ты тоже хранишь себя? – спросила Варна после того, как справилась с рвотными позывами.

Нина смутилась.

– Обета безбрачия я не давала.

– Значит, у тебя есть муж? Где он?

– Нет, мужа у меня нет.

– Тогда как…

– Слушай меня, Варна, а не задавай вопросы!

Еще одна ложь от наставников: Нина точно опорочила себя отношениями с мужчинами, но замуж при этом не вышла. Варна не считала себя слишком умной, но и самой глупой не была, поэтому легко сложила два и два – Нина учила их правилам, которые сама не соблюдала.

После этих бесед мальчишки старались обходить их с Дивой стороной. Дошло до того, что Данияр шарахался от девочек, прижимался к стене и бормотал нечто невнятное, будто приблизься он к ним – под его ногами тотчас разверзнется пекло. Не изменилось только поведение Свята – он продолжал избегать всех.

Дарий стал тихим, неразговорчивым, все свободное время проводил в своей комнате в одиночестве. Используя силу, дарованную Зверем, Варна слушала, как ночами он истово молится, а потом бьет себя плетью.

Волна неизвестных чувств, захлестнувшая Варну, иногда успокаивалась и исчезала, но порой вспыхивала, неожиданно и с такой силой, что буквально сбивала с ног. Слово «вожделение» было в церкви под запретом. Наставники запрещали подопечным даже думать о таких вещах, прикрываясь беспокойством об их телесной чистоте. Мстислав добавлял к этому, что разум воина должен быть ясен, когда на него нападает нечисть. Но своими запретами они только сильнее распаляли любопытство и подталкивали искать ответы самостоятельно, раз уж взрослые отказываются рассказывать им правду.

Однажды Варна увидела, как Дива и Млад выходят из сарая, в котором Свят дал ей поддельный крест. Волосы девочки растрепались, а мальчишка раскраснелся. Звериное чутье внутри обострилось, Варна втянула носом воздух и уловила аромат, исходивший от ребят, – запрещенный, сладкий, он сказал ей больше, чем глаза. Между Дивой и Младом произошло что-то, о чем не принято говорить вслух.