А в избушке чистенько: прибрано все, травами сушеными пахнет и еще чем‑то вкусным. В красном углу икона. Вот ведь паскуда, даже лика Господнего не убоялась, так и творит пред его светлыми очами свои непотребства.
– Ну что, дожидаться станем? – Ерошка завалился на ведьмину кровать, закинул руки за голову и глаза прикрыл, а на морде ухмылка такая, что сразу видать, о чем помышляет, аспид.
– Так обождем, коль уж пришли, – Микул а присел на тяжелую колоду, которая ведьме замест табурету, обвел недобрым взглядом сначала болтающиеся под потолком пуки сушеного зелья, потом красный угол с иконой. Видать, о том же подумал, что и Демьян, потому как нахмурился еще больше.
– А и обождем! Что ж не обождать! – Гришка сучковатой палкой, которая ему замест посоху, ткнул Ерошку в бок. – А ну, подвинься, дай старому человеку присесть.
Ерошка зашипел сквозь стиснутые зубы, но упрямиться не стал. Гришка даром что хромой, а как до драки дойдет, так ему с его посохом еще поди равного сыщи. Минулой весной казака одного залетного так оприходовал, что никакие притирки не помогли – отдал казак богу душу.
Не хотелось Демьяну ведьму в ее избушке дожидаться, снаружи, у ручья, оно как‑то сподручнее серьезные разговоры разговаривать, да ведь с этими не поспоришь. Ох, лучше б он один пошел или с Микулой…
Они еще и осмотреться толком не успели, как дверца тихо скрипнула. Демьян, который ближе всех к порогу стоял, крутнулся вокруг себя, ножик свой любимый из кармана выхватил. А ведьме хоть бы что! Стоит себе, глазищами зелеными зыркает, а косы рыжие такие длиннющие, что аж пол метут. Вот бы ее за эти косы… Как подумалось про то, так сразу жарко стало, даже ногам, в Лисьем ручье замоченным.
– С Акимом что‑то? – спросила и прямо в душу Демьянову заглянула глазюками своими колдовскими.
С Акимом?.. Да что ж это такое?! На него смотрит, а все едино про Акима думает.
– И с Акимом, и с Гордеем, и с Марьюшкой моей… – Микула тяжко поднялся с колоды, шагнул к ведьме. – Ты помнишь Марьюшку?
– Поздно ты меня кликнул, добрый человек. – Ведьма вошла в избушку, кинула недобрый взгляд на развалившегося поперек кровати Ерошку, коротко кивнула Гришке Хромому. – Я уже ничем помочь не сумела, ребеночек неправильно шел.
– А Гордей? – Гришка ловко, невзирая на свою хромоту, вскочил на ноги, угрожающе взмахнул посохом. – Гордея пошто загубила, гадина лесная?! Это ж в каких муках адовых человек помирал от притирки твоей!