Ведьмин ключ

– Хватит, хватит! – осадил начальник. – Решили остаться – оставайтесь на здоровье, какой может быть разговор. Я даже рад. Но должен предупредить, что не знаю, сколько вам придётся сидеть без работы. Это одному Господу Богу известно. И поэтому требую сидеть и ждать тихо и мирно. Хоть всё лето, понятно?

– Как же так? – подал голос Николай. – Гошка сказал, что пошёл место для канав находить.

– Не в курсе дела я, что он там вам наболтал! – повысил голос Харлампий. – Я за его слова не ответчик и перед вами юлить не собираюсь. Где он найдёт эти места для канав под этаким снегом? Арап он, Гошка ваш, вот что!

Снова стало тихо. Хохлов, подолгу останавливаясь на каждом, будто собирая ответы, оглядел канавщиков. На Николае взгляд продержал особенно долго.

– Ну что, агитатор, схлопотал? – спросил он и зло прихлопнул на голове шапку. – Ладно, ребята, всё ладно. Берём трудовые книжки.

– У меня книжек нет. – Харлампий ухмыльнулся. – Лично я вас не нанимал. Спрашивайте в отделе кадров на базе.

– Добро. – Хохлов кивнул, отчего шапка наехала ему на глаза. – Там и возьмём. А вам вот что скажу. У вас одна голова два языка имеет. – Он обдёрнул полы ватника. – Больше толковать не о чем. Тушёнку поварихе вернули, ничего не должны, так пойдём.

– Послушай, бригадир. – Харлампий виновато поморгал. – Я, собственно, ничего решать не могу, я болею. Вот и приказ об освобождении… Временно. Вы уж давайте прямым ходом по всем вопросам к Сергею Ивановичу, он теперь начальник отряда. Вот так.

– Ну уж нет, начальник! Вы нас сюда привезли, вам и вопросы наши, – отпарировал Хохлов. – А за харч на дорогу – особое дружеское спасибо. Мы и на сухарях выдюжим. Будьте здоровы.

– И не кашляй, – пожелал Васька. – Чао!

Канавщики направились к выходу.

– Одну мину-утку. – Харлампий помотал вмиг постаревшим лицом. – Решили меня под статью подвести? Не выйдет! Из лагеря ни шагу, запрещаю!

Васька тут же очутился возле него.

– Почему запрещаешь, раз на бюллетене? – прокричал он в лицо Харлампию. – Кто ты такой, раз ни нашим, ни вашим?

Канавщики грудились у порога, чего-то ждали. Харлампий, морщась, отстранялся от Васьки бледными руками, но тот не отступал:

– Ты что ещё от нас хотишь?

– Угрожаете? – неожиданно спокойным голосом спросил Харлампий. – Оскорбление действием? Насилие?

Быстро подошедший Хохлов рукой отгрёб Ваську за спину, но тот успел прокричать:

– Тебя снасилуешь! Весь в законах!

Харлампий сделал движение, якобы выбираясь из мешка, но Хохлов придержал его за плечи, успокоил:

– Больше никто оскорблять не будет. А насчёт статьи я вас очень даже понимаю. – Он выпрямился. – Только вы и статью всякую наоборот от себя повернёте, так думаю.

– Договоримся по-умному, – начал Харлампий.

– По всякому было. Не получается, – отказался Хохлов. – Мы уходим, точка. Если окажется, что за питание задолжали, – дадим расписку. Пусть с нас на базе высчитают, ведь хоть сколько-то мы заработали.

После этих слов Хохлова спасительная мысль, которую Харлампий безнадёжно поджидал всю ночь и половину дня, вдруг ослепила его, представ в виде белого квадратика бумаги. Он даже зажмурился, чтобы подольше продержать его перед глазами, но квадратик, покачиваясь, отдалялся, отдалился и растаял. Однако дело своё он сделал.

– Расписку? – переспросил Харлампий. – Дадите обязательно. Молодец, что порядок знаешь. Только дадите её мне не за питание. Дадите в том, что уходите по своей воле, в нарушение моего приказа. Ну?

– Давайте бумагу, – просто согласился Хохлов.

– Пожалуйста, на столе бумага! – тыча пальцем, совсем приободрился Харлампий. – Вы со мной шуточку не сшутите, товарищи. Это вам не пролезет, субчики.

– Как писать-то? – Хохлов взял листок приказа, перевернул, не читая, уселся за стол.

– Пишите так. – Начальник сцепил зубы. – Расписка дана настоящая начальнику отряда товарищу Полозову в том, что мы в нарушение его приказа не покидать отряд добровольно уходим на базу. Здесь работать отказываемся.

– Работать мы не отказываемся, – отверг такую причину Хохлов. – Мы наоборот.

– Хорошо, тогда так: здесь пока работы нет. Далее. Если с нами что случится, виноваты мы сами. В чём и подписываемся.

Он диктовал, тщательно выговаривая слова. Канавщики смирно стояли за спиной бригадира, следя за коряво врезаемыми в бумагу буквами. Вскинув голову, прислушивался к Харлампию перебинтованный, распустив вздутые губы, переломился, следя за пером, Васька.

– Братцы! – Николай растолкал рабочих, накрыл листок ладонью. – Не надо этого, братцы.

Хохлов сдвинул его руку, расписался.

– Давай по одному. – Он бросил ручку на бумагу, вышел из-за стола.

Когда все расписались, Хохлов пробежал глазами по фамилиям, сказал Николаю:

– А ты почему?

– Я не подпишу, я остаюсь, хоть убейте. – Николай отступил в глубь палатки, опустился на нары.

– Раскололся, гнидь? – не двигая губами, спросил Васька. – Агитировал, чтобы дружба промежду всех была, а теперь, когда мы комком держимся, ты поперёк коллективу, да?

– Ну-ка, ты, рук не распускать! – предупредил Харлампий. – Вольному воля.