Трапезников увидел, что стадо уже поравнялось с оградой. Пастух, щуплый, среднего роста, горбатый мужичок в малахае, снятом, такое ощущение, с самого деда Щукаря из шолоховской «Поднятой целины», щелкнул кнутом, останавливая своих подопечных, и глянул на Трапезникова с плохо скрываемой насмешкой.
– Ну что? – не выдержал и тоже усмехнулся Трапезников. – Неужели Верьгиз думает, будто я такой дурак, что поверил в этот его эротический бред про сексуально озабоченных коров?
Пастух на миг замер с приоткрытым от изумления ртом, а потом радостно захохотал, привалившись рядом с Трапезниковым к изгороди:
– Во-во, паря, ему то же самое говорил: хоть ты и Чертогон, Ромка, кому угодно голову заморочишь, а все ж не надо каждого встречного и поперечного дураком считать.
– Чертогон? – удивился Трапезников. – Это что, слово «Верьгиз» в переводе на русский?
– Нет, Верьгиз в переводе – волк, а Чертогон – прозвище, еще в детстве ему дали, – пояснил пастух. – Мы ж с ним дружки вот с таких пор! – И он повел ладонью низко-низко над землей, очевидно, обозначая собственный рост в детские годы. – Как Раиса его сюда к бабке Абрамец привезла, так и задружили. Да ты его спроси, знает ли он Гарьку Аверкина, он сразу скажет: это мой старинный друг! Гарька, Гарай, значит, – это по-нашему, по-эрзянски, а крещен был в Арзамасе Гавриилом. Но дружки меня все равно Гарькой звали. У нас тут у всех два имени, у эрзян, да и у русских. Колька Резаев на самом деле Куляс, Семен Пиксаев – Симдян. А у тебя второе имя какое?
– Да у меня одно имя, – пожал плечами Трапезников. – Ну и отчество еще. Александр Николаевич, будем знакомы!
И он шутовски шаркнул ножкой.
– Ага, по-нашему Саша-Николаша, значит, – хохотнул Гарька. – Мы ваших, русских, всегда так звали: вроде и по имени-отчеству, а вроде по-свойски. Но Ромка Верьгиз не позволял себя Ромкой-Пашкой звать, хотя он по батюшке Павлович! Впрочем, у него, Верьгиза, настоящее имя Павел, а промеж себя мы его чаще звали Чертогоном.
Трапезников только глазами хлопал. Забавно, конечно: Чертогон с чертовым когтем на шее! Но даже вообразить невозможно, чтобы вальяжный черноглазый красавец Верьгиз мог быть другом этого невзрачного пастуха, а главное – что они ровесники! Верьгизу не больше тридцати пяти. Этот дядька тянет на полтинник… Да, детство Гарькино осталось очень далеко, жизнь его крепко поломала!
– Волк, говоришь? – задумчиво повторил Трапезников. – Да еще и Чертогон?.. Интересное прозвище у твоего друга детства… Говорящее! И как он чертей гоняет? От людей или наоборот?
Сам не знал, почему так сказал. Сам не знал! Но морщинистое личико Гарьки оживилось, глазенки вспыхнули восхищенно:
– Да ты в корень зришь, паря! С тобой он пролетел, ох, пролетел! Я его предупреждал: не всё черту везет, иной раз и мордвинником отстегают!
Заглянул в изумленные глаза Трапезникова, ухмыльнулся и пояснил:
– Мордвинник – это у нас так чертополох называется.
– Понял, – кивнул Трапезников. – То есть со мной он пролетел. А раньше ему удавалось кого-нибудь с влюбленными коровами обдурить?
Гарька так и зашелся хохотом, аж закашлялся. Пришлось похлопать его по горбатой спине, причем Трапезников обнаружил, что это никакой не горб, а просто жесткий брезентовый плащ, слишком длинный для малорослого Гарьки, собирается грубой складкой.
– Да нет, не с коровами, но удалось! – захлебываясь от смеха, рассказал Гарька. – Такой на днях дурень приехал из Нижнего, ну сам напрашивался, чтобы его вокруг пальца обвели. Да еще ему бабка Абрамец показалась, поговорила с ним, так что он уже готовенький к Верьгизу пришел, его голыми руками бери и дури!
Гарька снова захохотал, да так заразительно, что Трапезников, мало чего понявший в его рассказе, тоже засмеялся.
Вдруг пастух насторожился, оборвал смех и вцепился в руку Трапезникова своими холодными корявыми пальцами:
– Слышишь?
– Слышу мычание, – констатировал развеселившийся Трапезников. – Так сказать, чья бы корова мычала!
– Да они что, спятили?! – испуганно воскликнул Гарька. – Зачем Чипаню сегодня выгнали!
– А что с ней не так, с этой Чипаней? – поинтересовался Трапезников, вглядываясь в дорогу, все еще занавешенную туманным облаком, из которого доносился дробный топот.
– Да у нее когда охота, она бесится – не унять! – воскликнул Гарька. – С другими коровами дерется, мы ее во время охоты в стадо никогда не пускаем! Эй, поберегись!
В первую минуту Трапезников решил, что это относится к стаду, потому что из тумана вырвалась крепкая белая в черных пятнах корова, от которой прочие животные испуганно отшатывались. Видимо, это и была Чипаня. Распугав своих товарок, она повернулась и кинулась к загородке, около которой стояли мужчины.
– Тикай, Саша-Николаша! – взвизгнул Гарька, перелетая через изгородь и кидаясь наутек. – Я ее не удержу!
Трапезников растерянно моргнул, перевалился через изгородь далеко не так ловко, как Гарька, и замер, поджидая дальнейшего развития событий. Долго ждать не пришлось: Чипаня в мощном броске проломилась сквозь ограду и, наклонив рогатую голову, кинулась на него!