Когда в классе появился Эндрю Поттер, я не заметил в его внешности и поведении никаких перемен, могущих подтвердить догадки Уилбера Данлока. Как всегда, он с невозмутимым и безразличным видом держался чуть в стороне от остальных ребят.
Кое-как. дотянув до конца учебного дня, я, не мешкая, отправился в Аркхэм, где первым делом зашел к редактору местной газеты, с которым у меня еще ранее сложились неплохие отношения — будучи членом Окружной Коллегии Просвещения, он в свое время очень помог мне с обустройством на новом месте. Я полагал, что этот умудренный годами — ему было уже под семьдесят — и находящийся в курсе всех местных новостей человек сможет лучше кого бы то ни было ответить на беспокоившие меня вопросы. Вероятно, я выглядел несколько возбужденным, ибо, не успел я перешагнуть порог редакторского кабинета, как он, недоуменно шевельнув бровями, поинтересовался:
— Какие-нибудь неприятности, мистер Уильямс?
Я не стал углубляться в детали, поскольку боялся, что в данной обстановке рассказ мой может прозвучать неубедительно. Вместо этого я лишь спросил:
— Скажите, вам ничего не известно о Поттерах — тех, что живут в Ведьмином Логу, к западу от моей школы?
Он посмотрел на меня с удивлением:
— А сами вы будто ни разу не слышали о старом Колдуне Поттере? — И тут же спохватился: — Ну конечно, откуда. Вы ведь из Братлборо. Вряд ли до жителей Вермонта доходят слухи о том, что творится в здешних краях. Он жил когда-то в Логу и был уже древним стариком к тому времени, когда я впервые его увидел. Нынешние Поттеры — его дальние родственники, они перебрались сюда из Верхнего Мичигана, когда Колдун Поттер скончался и завещал им все свое имущество.
— А что еще вы знаете о них? — спросил я.
— Не более того, что мог бы рассказать вам любой из местных старожилов. Когда они впервые здесь появились, это были милые приветливые люди. Сейчас же они ни с кем не общаются и вообще очень редко покидают свою усадьбу. Да, еще эти разговоры о гибели животных на окрестных фермах…
Так, слово за слово, я выведал все, что он знал о семействе Поттеров. Это была удивительная мешанина из старых легенд, полусказочных историй и очень немногих достоверных фактов. Оказывается, Колдун Поттер состоял в отдаленном родстве с небезызвестным Колдуном Уэйтли, проживавшим где-то в районе Данвича, — «человеком дурным и опасным», как о нем отозвался редактор. Старый Поттер вел замкнутый образ жизни; о настоящем возрасте его ходили самые невероятные слухи, подтвердить либо опровергнуть которые не было никакой возможности, поскольку люди опасались иметь с ним дело и вообще избегали без особой на то нужды появляться вблизи Ведьминого Лога. Большая часть полученных мою сведений являлась, разумеется, чистейшим вымыслом. Это касается рассказов о каком-то неведомом существе, якобы спустившемся с небес и обитавшем в его доме или даже в нем самом вплоть до его смерти, об одиноком путнике, который был найден умирающим на лесной дороге и успел что-то пробормотать о внезапно набросившейся на него «гнусной слизистой твари с присосками на щупальцах» — слушая эти и им подобные истории, мне оставалось лишь удивляться неисчерпаемому богатству людской фантазии.
Добросовестно пересказав мне все, что он когда-либо слышал о Поттерах, редактор тут же на первом попавшемся листке нацарапал записку, адресованную заведующему библиотекой Мискатоникского Университета в Аркхэме.
— Скажите ему, что вы хотели бы взглянуть на эту книгу. Может статься, она вас заинтересует. Хотя, кто знает, — он пожал плечами, — нынешняя молодежь мало что принимает на веру.
Без промедления — даже не завернув никуда поужинать — я направился в университет. Мною двигало отнюдь не праздное любопытство — прежде всего меня занимала судьба Эндрю Поттера; я надеялся так или иначе найти способ вызволить его из нынешнего состояния и открыть перед ним дорогу в большой мир.
В университетской библиотеке я отыскал старичка-заведующего и вручил ему записку. Прочитав ее, тот как-то странно взглянул на меня, попросил обождать и удалился за стеллажи, прихватив с собой связку ключей. Стало быть, эта книга хранилась у них под замком.
Ждать принялось очень долго. Между тем чувство голода давало себя знать все сильнее, и я уже начал проклинать свою поспешность, которую, впрочем, в глубине души считал оправданной и даже необходимой — трудно сказать, на чем основывалась эта моя убежденность. Наконец, появился библиотекарь с тяжелым старинным фолиантом в руках. Пройдя мимо меня, он молча положил книгу на ближайший стол — вероятно, с таким расчетом, чтобы я все время был у него на виду. Озаглавлена книга была на латыни — «Necronomicon», — тогда как ее автор, некий Абдул Аль-Хазред, судя по имени, был арабом, а сам текст был написан на весьма архаичном английском.