Ведьмин огонь

Один здоровый взрослый огр вдруг протянул навстречу Толчуку толстую, как ствол дерева, руку и раздул широкие ноздри, принюхиваясь к тому, что доносил ему от Толчука ветер. И, разобрав, что это, застыл на месте. За годы жизни в пещерах зрение огров слабело с возрастом — зато сильнее становились обоняние и слух. Огр поднял лицо к скалам и издал короткий вой скорби, разорвавший, наконец, тишину.

Это отец Финшвы узнал своего сына.

Толчук почти остановился. Как признается он в своей вине? Он сжал челюсти до боли и, не сводя глаз с лица старого огра, двинулся дальше.

Однако отец Финшвы уже бежал к нему, толстые ноги гулко стучали по голым камням. Добравшись до Толчука, он резко остановился и неуверенно дотронулся до бессильно свисавшей руки сына.

— Финшва?

Толчук, как и предписывал обычай, ничего не ответил. Скорбь не должно показывать. И он молча шел все дальше к зияющему входу в пещеру. Но молчание Толчука стало для отца красноречивым ответом. Его сын не просто тяжело ранен — он мертв. Сзади себя Толчук слышал тоненькое поскуливание, рвущееся из отцовского горла, и видел, как вся триба повернулась на этот звук.

Дрожа от напряжения и страха, Толчук прошел через толпу, даже не коснувшуюся его — смерть должна проходить быстро. И он поспешил внести тело в спасительный мрак пещеры.

Потолок общего зала находился так высоко, что до него не доставала даже копоть негаснувших костров, на которых готовили пищу. Опустив голову, Толчук шел через эти костры, и женщины, испуганные его странным появлением, вскакивали со своих мест, блестя отраженным огнем в широко распахнутых глазах.

Толчук прошел через жилые территории нескольких семей; из небольших отверстий высовывались головы, с подозрением смотревшие, не пришел ли он похитить их женщин. Но, увидев его ношу, мгновенно исчезали, опасаясь, что им может повредить даже сам вид мертвого тела.

Наконец, Толчук дошел до входа в собственную пещеру, но никто не выглянул и не вышел ему навстречу. Он был последний в своем роду, и родная пещера встречала его лишь пустотой и холодом с тех пор, как отец отправился к духам четыре года назад.

Не обращая внимания на привычный запах дома — все равно для того, чтобы смыть с себя вину, он должен был прежде всего побывать в пещере духов, — Толчук направился в самую дальнюю и темную часть большой пещеры, отделенную от остального пространства огромным камнем.

Дальше начиналась черная тропа. И только тут в первый раз за несколько часов Толчук остановился, потрясенный предстоящей дорогой. Последний раз он стоял неподалеку от этого места, когда в ходе битвы с трибой Кууклы погиб его отец. Но тогда Толчук был еще слишком мал, чтобы воевать, а когда они вернулись, ни один из огров не рассказал ему, как умер отец.

Толчук тогда просто играл с другими детьми, еще мало понимавшими и потому не дразнившими его, в камешки, когда воины протащили мертвое тело мимо. И он долго стоял, так и не выпустив из руки камешка, и смотрел, как исчез в черной пещере последний член его семьи.

А теперь он пришел сюда сам.

Преодолевая страх и дрожь в ногах, Толчук крепко прижал мертвое тело к груди, с трудом пролез в узкое отверстие и спокойно двинулся вперед по черному коридору. Наконец, за углом засиял мутный голубоватый свет. Этот свет, казалось, вытянул последние силы из его тела и последнее мужество из сердца. Решительность исчезла, и он задрожал мелкой отвратительной дрожью.

— Иди же. Мы ждем, — раздался шепот откуда-то спереди, и Толчук замер, едва занеся ногу для нового шага. Это был голос Триады. Ах, если бы можно было сейчас бросить труп на каменный пол и вернуться к трибе, признавшись ей во всем! Триада была существами, редко показывавшимися, древними, слепыми от старости и постоянно жившими в глубине пещеры. Только на самые торжественные церемонии выползали они из своего угла, расположенного неподалеку от пещеры духов, и присоединялись к остальной трибе.

А теперь на Толчука смотрели целых три старых огра. Неужели они все уже знают?

— Подойди же, Толчук, — слова долетали до него едва внятно, но он, пересиливая себя, потащился на голос.

Он едва мог дышать от ужаса, пот лил с него ручьем, и влажное тело Финшвы стало соскальзывать с ослабевших рук. Но вот широкий коридор стал шире, стены раздались, и Толчук смог, наконец, разогнуться.

И вот огр вошел в пещеру духов. Пещера была освещена мерцающим голубоватым светом, на другой ее стороне черным глазом горел вход в жилище Триады. Никто, кроме древних стариков и мертвых, никогда не появлялся здесь.

Толчук стоял, прижавшись к стене у входа. Он сам был здесь лишь однажды — на церемонии именования, когда ему только-только исполнилось четыре. Именно в тот день Триада и дала ему это ужасное имя «Тот-кто-ходит-как-человек ». И это имя жгло его стыдом все эти долгие двенадцать лет.