Ведьмин рассвет

Холодильник, в котором обнаруживается несколько контейнеров, наличию которых даже не удивляюсь. Достаю и их, и тарелки. Лют занимается чаем. А дядя осторожно присаживается в угол и достает из сумки пластиковые ведерка.

- Мед. Один мой знакомый пасеку держит. Вот и присылает. А я не то, чтобы не люблю, просто не в силах столько съесть.

Мед темный.

- Вкусный. Там пчелы какие-то особенные… вот.

- Спасибо. И за то, что за могилами присмотрел… я как-то вот… стыдно, - признаюсь и ему, и себе, потому что и вправду стыдно.

Это мне надо было озаботиться.

И тем, как порядок поддерживать, и памятником, и остальным тоже. А я вот… что у меня в голове-то было? Хотя, известно что. Пустота и любовь с перспективой вселенского счастья.

А мед у дядюшки и вправду особым оказывается. В нем нет приторной сладости, скорее уж ощущается мятная прохлада, легкость какая-то необычайная.

Красота.

И я ем. Жмурюсь. И снова чувствую себя иррационально-счастливой. Даже дядюшка, задумчиво размешивающий чай, не раздражает. Наоборот… есть в нем что-то такое.

Необъяснимое.

- Матушка моя… - дядя снова заговорил первым. – Не всегда… такая, как вы видели. Порой случаются прояснения. Тогда она… разная. Будто возвращается в прошлое. Она любила отца. И искренне желала угодить ему.

И потому отказалась и от дочери, и от внучки?

Но молчу.

- После вашего отъезда я решил с ней поговорить. Как раз случилось… такое вот прояснение. У отца и вправду был дневник, точнее книга, которую он взялся писать. Наставления потомкам. Правила благочестивой жизни. Он надеялся издать её. Впоследствии.

Новый «Домострой»? Хотя чего только не издают.

- Но он хотел не просто свод правил или там рекомендаций.

Вздох.

И признание.

- Матушка сама была из семьи глубоко верующих людей, воспитывалась в покорности мужу и в понимании, что, что бы он ни делал, все идет во благо семьи.

Я зачерпываю ложечкой мед. И поднимаю ложечку так, чтобы мед стекал тонкой янтарной нитью, узорами ложась на кусок батона. Нехорошо играть с едой, но наблюдая за медом, я могу не смотреть на дядю.

- Но грамоте её обучали. Вот она и помогала отцу. Записи делала. Сперва от руки, потом на машинке. Редактировала. Советовала… когда он готов был слушать советы.

- И где эта книга?

- Она её сожгла, - сказал дядя виновато, будто это не матушка его, а он сам. – Это случилось, когда… муж моей сестры погиб. Я не уверен, что причина именно в его смерти. О некоторых вещах матушка отказывается говорить наотрез. А её врач говорит, что не стоит давить. Что её разум и так подвергся сильным потрясением и любое может спровоцировать новый виток болезни. Поэтому… я слушал то, что она хотела рассказать.

Наверное, он хороший сын, если несмотря ни на что заботится о той безумной старухе. Мне сложно воспринимать её иначе.

Старуха.

И злобная.

Закостеневшая в своей злобе. И боящаяся воронов.

- В той книге было долгое предисловие, в котором отец рассказывал о роде, происхождении его и о священной миссии, что поручена ему.

- Кем?

- Предками, - серьезно ответил дядя.

Я прикусываю язык, с которого едва не слетел вопрос на тему того, как именно предки поручали-то столь ответственную миссию.

- Матушка помнит, что он не просто записывал имена. Нет. Он был весьма дотошен. Он выяснял, кем был тот или иной человек, чем он был известен. Он находил записи в церковных книгах. И в рукописях. Он как-то уезжал в Москву, и еще в Петерубрг… это было задолго до моего рождения. Но сколь понимаю, он искал в церковных архивах упоминания о своем роде.

Дядя замолчал и с усилием поправил себя:

- О нашем роде. Я все же часть его… к слову, я помню, что у отца был кабинет, в которых входить запрещалось строго-настрого. Я пару раз запрет нарушил. Я не отличался ни сыновней почтительностью, ни покладистостью… надеялся найти там водку.

- Почему водку? – удивился Лют.

- Понятия не имею. Думаю, хотелось упрекнуть отца, найти доказательства, что он сам далеко не идеален. А что может быть еще доказательством неидеальности в глазах подростка?

Да. Наверное. Если так.

- Но там были бумаги. Старые и очень старые. Записи какие-то. Машинка… матушка говорит, что после рождения детей занималась домом и хозяйством. Отец ведь и сам требовал, чтобы она исполняла женский долг. Вот и… он же как-то обмолвился, что книг будет две. Одна – посвященную деяниям рода, который он назвал великим. И другая – собственно рекомендации на тему, как величия достичь с просветлением вместе.

Сказано это было с откровенной насмешкой.

- Не верите? – Лют тоже мед ел. И щурился блаженно.

- В просветление по рекомендациям? – уточнил дядя. – Нет.

- Отчего же?

- Смысла нет в том, чтобы менять душу по чьим-то советам, ибо самые добрые могут быть истолкованы превратно или же вовсе во вред пойти. Желание перемениться должно идти от самого человека, - дядя ответил это совершенно серьезно. – Как и понимание, что именно он желает переменить. Но я не о том… рекомендации те, полагаю, были из числа тех, которые о правильном воспитании. Жены ли, детей ли… другое любопытно. Отец сказал, что книга родовая многим глаза откроет…

- На что? – вырвалось у меня.