Ведьмин сын (СИ)

- Не прошу я тебя ни о чем, кроме как чтоб позволил рядом с собой находиться, - он все так же ласкает его щеку рукой, нежно, наслаждаясь молодостью и теплотой.

- Так я и не гоню, - ведьмак отстранился, подошел к столу и вновь взял ступку с пестиком. А Марк вошел в лавку, звякнув приятно колокольчиком, висевшим на двери.

- Помочь тебе чем, Симон, отрада сердца моего? – ведьмак влюбился в него. Не столь давно, но крепко-накрепко. Но все же искал в себе силы не бросаться в омут страсти с головой, дорожа и честью своей, и даром магическим. Как иначе он мог бы людям помогать? Ведь травки-настои его без толики ворожбы и вполовину не так действенны.

А он ворожить может лишь покуда невинен. И никто не касался тела его, не опалял его любовной страстью.

Посему и мучился ведьмак в раздумьях. Как поступить в сложившейся ситуации?

Да и слава Марка до него дошла, что кутить тот любит и что мимо ни одной дамы симпатичной не пропустил, до юбок охоч уж больно. И все равно ведьмак не верил, что воин может столько времени за ним увиваться без глубоких и искренних чувств.

- Сам я себе помощник. Со всем справляюсь, - а пестик вновь скребет по донышку ступки, в пыль перетирая аконитов корень.

- Ну, быть может, в четыре руки оно быстрее будет? - воин обнял юношу за талию, едва касаясь, на шею длинную, лебединую, жарко выдохнул, от чего у ведьмака руки едва заметно дрогнули.

- Быть может, и будет. Вместо воина решил в знахари заделаться?

- А что мне? Или запретишь? Может я к тебе в ученики хочу?

- Сомневаюсь, что ученичество тебя столь привлекает…

- Ближе к тебе быть хочу, вот и набиваюсь.

- Так будь. Но будь самим собой, - ведьмак улыбнулся тонкими алыми губами. И улыбка была столь заразительной, что и Марк улыбнулся в ответ.

- А смогу ли с тобой остаться? Приютишь ли на зиму? Я должность в городе нашел себе, в доме даже деньги появятся…

- А почему не в замке жить хочешь?

- Там холодно и мерзко. И крысы по углам шарятся. А тут светло от одной твоей улыбки, ведьмак…

- Ты льстец, Марк. Не рви сердца моего, опасаюсь я того, чем все закончиться может… Но на зиму оставайся, коль так желаешь. В замке, поговаривают, и впрямь крыс немерено завелось. Видать, амбары с пшеном совсем загнили…

Воин вздохнул счастливо и осторожно, чтобы не вспугнуть, словно птицу певчую, поцеловал Симона в шею. А потом отстранился резко и, улыбнувшись, ушел.

Надо же пожитки свои перетащить в скромное ведьмино логово?

Комментарий к Гроздья калины

========== Брусника на снегу ==========

У замка крепкие стены. Каменные, выстоявшие не один штурм, нерушимые. И холодные. А еще от этих каменных стен разлетается эхом крик.

Женщина, привязанная к крюку под потолком, пытается уйти от мучений, но тщетно. Она висит на руках, так, что каждое движение отдается болью в ее вывихнутых плечах. А под ступнями разожжен небольшой костер. И некуда деваться ей от жара, из-за которого тонкая кожа ступней уже покрылась волдырями, наполненными прозрачной лимфой.

Она кричала, рыдала от боли и невозможности освободиться и избежать этих мук. А рядом с ней в черном балахоне с глубоким капюшоном стоял мужчина, сложив руки на груди, и ждал.

Когда несчастная все же признается в ведьмовстве. Ведь все сходится: и рыжие волосы, и зеленые глаза, и молва народная, и то, что на скот в деревне, где ведьма жила, мор напал.

Только женщина не признавалась, только плакала навзрыд, да молилась.

- Не имеешь права ты к Богу нашему, Христу, мольбы воздавать! Еретичка, ведьма ты! И дьяволопоклонница! – низкий голос заставил женщину вздрогнуть, и от этого еще больше боли причинила она сама себе.

- Снять ее! – тут же, едва он приказал, в просторную, полную черного дыма комнату, вошли двое мужчин, крепко сбитых и тоже одетых в черные балахоны. Лишь лица открыты были. Да и к чему закрывать-то их? Ведь вершат они благое дело, избавляют богопослушных людей от ереси и нечисти. Они герои, а не преступники какие.

Женщину, уже полубезумную, воющую на одной ноте, сняли с крюка и швырнули на каменный пол, от чего она вскрикнула и затихла.

- Она потеряла сознание, господин палач, - один из помощников подал голос, перед этим подойдя к несчастной и пощупав ее пульс под подбородком.

- Это ненадолго… Подтащите ее к ушату с водой…

Для женщины началась новая пытка. Новая боль и новый страх. Теперь ее макали головой в кадку с ледяной водой и держали там, пока она не начинала захлебываться. В кадке из мореного дуба всякая вода словно черный омут. И не видать в ней капель крови, как не видать в ней хоть тени надежды на то, что отпустят, на то, что жизнь сохранят.

Ведьма же.

Виновна.

Она кашляла, плевалась кровью, ее бы давно стошнило, но она не ела ничегошеньки уже несколько дней. Она дышала громко и жадно, наслаждаясь воздухом, которого так не хватало там, в ледяном черном омуте…