Ведьмин век. Трилогия

Склонившись, она протянула руки над влажным блестящим боком, и Мартин на секунду поверил, что косуля оживет, подпрыгнет и убежит. Прошло несколько длинных минут, косуля не двигалась, зато руки Эгле подрагивали все заметнее. Наконец, она обернулась через плечо, бледная, сосредоточенная, требовательно взглянула на Мартина:

– Скажи мне, как тогда говорил: «Почини!»

– Почини, – попросил Мартин.

Эгле снова склонилась над косулей, протянула руки, но маленький зверь был уже мертв.

– Почему?! – поднимаясь, Эгле посмотрела на Мартина, кажется, с упреком. – Почему у меня ничего не вышло, а?!

– Ты не всемогущая, – сказал он тихо.

С этого момента Эгле если и шутила в дороге, то через силу, чтобы показать Мартину, будто ничего не случилось.

Световой день в это время года очень, очень короток. Чем ниже склонялось укрытое дымкой солнце, тем реже Эгле принуждала себя нарушать молчание. Она глядела по сторонам, будто что-то пытаясь отыскать, напряженно ожидая каждого поворота; обочины были засыпаны старым и новым снегом вперемешку с сухими листьями и бурой хвоей.

– Скоро? – спросил Мартин.

– Да.

Мартин увидел сосну в стороне от леса, опасно близко к дороге, и затормозил так резко, что машину повело.

Здесь до сих пор воняло бензином. На обочине, у ограждения над обрывом, валялся отбитый бампер. Осколки пластика и стекла, пустая канистра на боку, радужная лужа в дорожной выбоине у самого ограждения. Разбросанные вдоль дороги дрова.

– Как они орали, – сказала Эгле с косой улыбкой. – Как они дрыгали ногами… в воздухе… Конечно, убивать «глухую» ведьму легко и приятно, а когда приходит действующая, господа линчеватели прудят в штаны…

И она засмеялась, хотя весело ей ничуть не было. Она, конечно, чувствовала то же, что и Мартин: жуть этого места, ужас и отвращение.

– Поехали, – сказал Мартин.

– Погоди! – Эгле брела вдоль дороги, всматриваясь в горы листьев под тонким слоем снега. – Была одна вещь… Если я правильно запомнила…

Она протянула перед собой руку ладонью вниз. Листья завертелись, подхваченные порывом ветра, и разлетелись в стороны.

– Не делай так! – Мартин в два широких шага оказался рядом.

– Почему?

– Потому что это привлекает внимание.

– Но здесь же никого нет?

В куче грязи и листьев угадывался предмет: видеокамера. Объектив был расколот, аккумулятор наполовину вылез из гнезда. Камера свалилась, кажется, с неба, и это был ее последний полет.

Мартин, жестом остановив Эгле, натянул перчатки, поднял камеру, бегло осмотрел. Поддел карту записи. Вынул, осторожно держа за края.

– Если это то, что я думаю, – сказала Эгле и облизнула губы, – ты не должен бы это видеть.

– Я обязан.

– Тогда можно я не стану смотреть? – сказала она с неожиданной детской интонацией, и Мартину стало очень жалко ее.

Он упрятал видеокамеру – доказательство – в полиэтиленовый пакет. Избавился от перчаток, взял свой ноутбук и устроился в машине, на пассажирском сиденье, а Эгле прошла немного вперед по дороге и села на покрытый мхом огромный камень. Повернулась вполоборота к Мартину, уставилась на горы по ту сторону ущелья, замерла, как придорожная статуя: тонкий профиль. Сиреневые волосы, собранные на затылке. Одинокий луч солнца, пробившись сквозь облака, лег у ее ног, будто собачонка.

Мартин не без усилия оторвал от нее взгляд. Вставил карточку в разъем. Видеофайл открылся, не сопротивляясь. Мартин увидел на экране, как льется бензин на сложенные у чьих-то ног дрова и чьи-то руки прикалывают к женской куртке бумажный листок с надписью «Новая Инквизиция».

Качество записи было, как на грех, преотличное. Камера поднялась выше, Мартин увидел свою мать – Ивгу Старж, прикованную к древесному стволу. Штабеля дров, уже облитые бензином, поднимались выше ее колен.

– Ты зло, ты грязь, – бубнил молодой голос за кадром, приглушенный, вероятно, мотоциклетным шлемом.

Мартин сжал зубы. Мельком глянул поверх экрана; Эгле все так же сидела у дороги на камне, повернувшись спиной к огромной сосне на противоположной обочине – тому самому дереву, до сих пор источающему запах бензина.

– Твоя сестра ни в чем не виновата, – проговорила Ивга на экране, ее голос был искажен динамиком и звучал очень глухо.

– Заклейте ей рот! – заорали несколько голосов за кадром, все мужские, и Мартин судорожно сжал кулаки.

– Зачем вы делаете это с собой? – продолжала Ивга. – Вы же люди, зачем вы себя калечите? Еще не поздно сейчас остановиться!

Человек с закрытым лицом поджег смоляной факел. Оператор отступил, чтобы взять средний план: люди в масках и шлемах передавали друг другу огонь, зажигали один факел от другого. Ивга мучительно задергалась, пытаясь освободиться, и Мартин остановил воспроизведение.

Пот заливал глаза. Невозможно на это смотреть, Эгле была права…

Он вытащил пластиковую бутылку с водой, напился, чуть не залил водой ноутбук. Эгле по-прежнему сидела на обочине, не шевелясь, глядя в пространство, глаза широко открыты. Неизвестно, что она видела в этот момент.