Женщина, которая уже была знакома Алёне, подошла к ней поближе и взяла за руки. Девушка ощутила прикосновения тёплых ладоней, и от них будто побежали по её венам яркие искорки, разлились по тонким рукам, по напряжённой спине, уставшим ногам.
Но не везде они смогли проникнуть, будто препятствия стояли на пути, ни к сердцу, ни к голове не было прохода. И начали затухать искорки, одна за одной, гаснуть, как звезды на небе, пока совсем ничего от них не осталось.
Женщина, подошедшая к Алёне, всё это время продолжала держать её за руки. И заметив, как искорки потухли, покачала головой.
— Совсем ты себя не бережёшь, девочка, — сказала она. — А у тебя же дочка растёт, как она без тебя?
— Вы тоже меня сразу хороните? — безучастно спросила Алёна.
— Не хороню, а жалею, — был ответ, — не проходит в тебя огонёк жизни, затухает сразу, а это очень нехорошо. Значит, замирает организм, растворяется жизнь.
Девушка испуганно посмотрела на говорившую. Уже не первый раз слышала она такие слова в свою сторону, сначала от врача, только научным языком, потом от сотрудницы на работе, более простым и понятным, и вот опять.
— Вы мне поможете? — с надеждой спросила Алёна.
Женщины переглянулись.
— Мы ведь не колдуньи какие-то, а обычные травницы, видим чуть больше, чем другие, но жизнью и смертью не заведуем, — сказала одна из них.
— А почему же вы меня не предупредили? — спросила Алёна. — Наедине со старухиным наследством оставили.
— Ты нам не пеняй, — сказала та женщина, что была против настроена, — у тебя своя голова на плечах. Если не знаешь, что да как, и лезть не следовало.
— Полно тебе, — перебила её другая, — девочка достаточно натерпелась, и мы могли бы ей подсказать, но боялись, что она в мать пойдёт. А когда отцовская кровь пересилила, то сразу бабка Тимура вмешалась.
Алёна вопросительно смотрела на них. Она не понимала, ждать от них помощи или уходить.
— Кто ж мог подумать, что бабка книги свои спрятала, — продолжила женщина как будто о другом, но Алёна поняла, что это про причины её состояния, — было ей строго наказано: уничтожить их, чтоб больше никому они зла не причинили. И ведь сожгла она что-то, точно помню, легче стало дышать, когда зло это ушло. Но видимо, не смогла она все книги уничтожить, а заклятие охранное наложила, чтобы мы их не видели и не чувствовали. Поэтому не знали мы, в какой ты опасности в том доме находишься. Когда отец отнёс тебе книгу с травами, а ты стала ей следовать, мы обрадовались: там сборы на помощь и добро записаны. Они должны были помочь тебе силу бабкину для света использовать да потерю мужа пережить. А потом поманила тебя другая сторона, на горе твоём сыграла, возвращение любимого посулила. Помню, плохо мне было в ту ночь, когда ты обряд творила, чувствовала я, что недоброе рядом разворачивается, да когда поняла, откуда идёт, поздно уже было. Я к тебе пошла, а ты уже с кладбища возвращаешься, и я поняла, что опоздала.
— Это вы стучали мне по ночам в дверь? — спросила Алёна. — Я открывала, а там никого.
Женщины ещё раз переглянулись и даже сотворили какие-то защитные знаки перед собой.
— Нет, это не мы, — был ответ, — обычно нечистая сила так себя проявляет.
Алёну затрясло. Она даже представить себе не могла, что всё так серьёзно. Увидев её состояние, добрая женщина взяла её за руку и повела в дом.
— Пойдём, посмотрим, что можно сделать, — сказала она.
Глава 17. В лесной деревне.
Алёна с отцом и женщиной из лесных, представившейся Евдокией, зашли в дом Степана.
Внутри было очень скромно, даже, можно сказать, бедно: большая небелёная печь, тонкая лежанка, домотканые суровые ткани, глиняная утварь.
Зато чай, который заварил отец, показался Алёне самым вкусным из всех, что она когда-либо пробовала. Возможно, потому что в него были добавлены сердечная забота и участие. И глаза отца, с любовью смотрящие на неё, казались девушки невозможными: ведь мать никогда так на неё не смотрела.
Евдокия сидела рядом, но казалось, что она далеко. Женщина что-то шептала себе под нос и смотрела сквозь окружающие вещи.
Когда Алёна выпила достаточно согревающего напитка, Евдокия встала ей за спину и положила руки на плечи. Девушка глубоко вздохнула и отдалась во власть тепла, разливающегося по телу.
Ей казалось, что каждая клеточка тела начинает пульсировать, наполняется забытой силой и бодростью. Они разливались по телу, рукам и ногам и были гораздо сильнее, чем лёгкие искорки, что Алёна почувствовала в первый раз, когда Евдокия взяла её за руки на поляне у дома.
Потом женщина начала ходить вокруг Алёны, продолжая что-то бормотать себе под нос, водила руками вдоль позвоночника и над головой.
Девушка сидела и старалась не дышать: так хорошо и спокойно ей было от рук и тепла этой женщины. Вспомнилась бабушка, мама отца, которая приводила Алёну в этот дом и тоже дарила тепло. Её образ расплывался в тумане воспоминаний, но тело помнило тепло и добро, исходившие от пожилой женщины.