Ведьмина деревня

Алёна заметила, что дымящиеся травы легли на выступающие из-под земли камни: они образовывали малый круг вокруг центрального валуна и располагались как бы между камнями, что очерчивали большой круг. Девушка вспомнила, что видела подобную картину в книге, она называлась ритуальной поляной.

— Я видела это в книге, — сказала она Евдокии, указывая на пространство перед собой, — получается, светлые и тёмные ритуалы делают в одинаковых условиях?

— Условия могут быть одинаковыми, а вот посыл — разный, — ответила ведунья. — А теперь иди сюда и повторяй за мной.

Алёна подошла ближе к центральному костру, борясь с накатившим желанием схватить книги и убежать. Она боялась признаться Евдокии, что её одолевают такие мысли.

Тем временем та достала из своей сумки последний предмет — большой самодельный нож, который привлёк внимание девушки ещё дома, и положила его на камень рядом с книгами.

Алёне вдруг стало страшно. Ей казалось, что это не книги сейчас будут сжигать, а её саму.

Она задрожала всем телом, но постаралась убедить себя, что все эти мысли — происки тех сил, что пугали её раньше в лесу.

Евдокия встала за спиной Алёны и начала произносить слова, сложенные в причудливые рифмы. Девушка почти не понимала смысла и могла только повторять. Речь лилась и лилась, и пространство вокруг будто менялось.

Оно то уплотнялось, то становилось прозрачным, огонь костра то взмывал вверх, то припадал к земле. Аромат, идущий от подожжённых пучков трав, густо овевал её, так что мешал дышать и заставлял порой кашлять, сбивая с ритма повторений.

— Возьми нож, — услышала Алёна голос ведунья.

Девушка протянула руку к лежащему на камне острому клинку, и в голове возникла картина, что она разворачивается к Евдокии и вонзает его в тело женщины. Алёна изо всех сил сопротивлялась этому наваждению.

— Что дальше? — глухо спросила она, чувствуя, что не сможет долго бороться с охватившим её желанием.

— Пронзи книги три раза и после этого кинь их в огонь, — ответила Евдокия.

Девушка занесла руку над лежащими на камнях книгами и почувствовала, как за её левым плечом что-то шевелится, отворачивает её тело от камня и направляет к ведунье. На мгновенье Алёна замешкалась, не понимая, что именно перед ней — книги или фигура человека, так всё плыло перед глазами.

— Быстрее, я больше не смогу их сдерживать, — прошептала ведунья, и Алёна вдруг осознала, что женщина тоже держится из последних сил.

Тогда она с размаха вонзила лезвие в первую книгу, потом ещё и ещё раз.

Что-то внутри неё или совсем рядом застонало, зашипело и будто начало извиваться. Девушка смахнула первую книгу с камня в костёр и принялась за вторую. Когда та тоже полетела в огонь, он взметнулся ввысь так, что женщинам, стоящим рядом с ним, пришлось отпрянуть назад.

Книги горели, а огонь шипел и плевался, пламя сверху было совсем чёрным. Алёна почувствовала резкую боль под левой лопаткой, такую сильную, что ей стало трудно дышать.

Она опустилась на колени и обрела поддержку, идущую от земли. Она позволяла опираться на неё в прямом и переносном смысле.

Костёр горел ещё долго, сколько прошло времени, Алёна не знала. Но в какой-то момент ей стало легче. Лопатка перестала гореть огнём, появилась возможность глубоко вздохнуть. Но сил в теле так и не появилось. Она взглянула на Евдокию и поняла, что той тоже тяжело.

Свечи на камнях, обрамляющих поляну, потухли. Пучки трав тоже. Только угли большого костра краснели в темноте наступившего вечера. Ведунья залила их водой из кувшина, приговаривая какие-то слова. Алёна не вслушивалась.

— Мы можем идти, — сказала женщина. — Всё, что могли, мы сделали. Теперь остаётся только ждать.

Они поднялись, собрали оставшиеся вещи и, поддерживая друг друга, пошли в сторону лесной деревни. Дома обе рухнули в постель и проспали до утра.

Следующие несколько дней так и провели, так как сил встать не было.

Степан за это время лишь раз привёл Танюшку: он взял несколько выходных, чтобы дать Евдокии с дочкой отдохнуть. И уже через неделю Алёна почувствовала себя лучше. Будто тяжёлые оковы, что оплетали её тело, упали и освободили её.

Алёна восстанавливалась быстрее Евдокии. Довольно быстро она начала чувствовать прилив сил, в теле появилось ощущение лёгкости. Из головы ушли упадочнические мысли и настроения.

В такие моменты Алёна вскакивала с кровати и начинала крутиться по хозяйству: она убиралась теперь и у Степана, и у Евдокии, потому что у ведуньи совсем не было сил. Она даже взяла отпуск на работе и много лежала, заваривала себе и Алёне травяные настои и снова ложилась.

Но и у Алёны силы кончались довольно быстро. И вновь подступали усталость и немота тела. Тогда она ложилась в постель и позволяла себе отдохнуть. Поначалу это давалось очень тяжело, так как лежать и ничего не делать, когда ничего не болит, было против принципов всей её прежней жизни.

Сначала она ругала себя за частый отдых, но потом успокоилась и начала относиться к этому как к режиму восстановления.