В воскресенье Алёна с Танюшкой уезжали с тяжёлым сердцем, хотя ещё была надежда, что вырубку не разрешат. И следующий месяц было тихо, только иногда слышался шум техники с дальней стороны леса. Жители надеялись, что до них не дойдут. Но в один «прекрасный» день грохот техники раздался совсем близко от лесной деревни.
Рабочие начали валить деревья рядом с людьми, органы управления и правопорядка не реагировали на заявления жителей, отвечая, что по документам там сплошной лес и никаких домов. А разрешение на вырубку оформлено по всем «правилам».
Жители деревни надеялись, что после валки леса их оставят в покое. И будут они дальше жить, но не в лесу, а в чистом поле. Но видимо, очень они мешали кому-то своими обращениями и жалобами, и в избы начали вламываться по ночам, угрожая расправой, если жители не покинут свои дома.
Глава 25. Город.
В один из вечеров Алёна увидела на пороге квартиры, где она снимала комнату с дочерью, Евдокию и Степана. У них в руках были скромные пожитки — то, что они успели собрать.
Хорошо, что в свои предыдущие приезды Алёна понемногу увозила ценные вещи. Драгоценностей среди них, конечно, не имелось, но была память, очень дорогая ей и отцу.
Степан сказал, что жители нескольких домов рядом с ними уехали раньше, а пожилая пара, которой ехать было некуда, осталась. С тех пор о них больше никто никогда не слышал.
Алёна поговорила с хозяйкой квартиры Галиной: она уже рассказывала ей о происходящем с отцом, и женщина очень сочувствовала людям, попавшим под каток безнаказанного произвола. И когда Степан с Евдокией появились на пороге, разрешила остаться у себя на некоторое время.
Евдокия легла в комнате Алёны и Танюшки, а Степану постелили на кухне.
Прибывшие хотели на следующий же день искать себе съёмное жильё: они рассчитывали на те накопления, которые успели сделать за свою жизнь. Но цены стремительно росли, а деньги обесценивались.
Утром Алёна ушла на работу, Танюшка в школу, а Евдокия со Степаном и хозяйкой квартиры решали, что делать дальше. Галина была одного с прибывшими возраста и понимала, в каком состоянии они находятся.
Она обещала поспрашивать у своих знакомых в доме, кто готов сдать угол. Евдокию согласилась приютить одна старушка, которой тяжело было жить одной, а дети её не навещали.
Степану же Галина предложила остаться в своей квартире. Она сказала, что ей будет спокойнее, если в доме будет жить мужчина, потому что времена тяжёлые, по району уже промышляли грабители. Даже в магазин ходить одной было страшно.
Так и остался отец Алёны с ними жить. Спал в комнате дочери, отводил и забирал Танюшку в школу, занимался с ней по вечерам. Работал сутками, в свободное время помогал Галине что-то подремонтировать.
И стали они все городскими жителями. Но сердце всё равно болело и тосковало об оставленных домах, о деревьях, что больше не возвышались вокруг них, о спокойной и размеренной жизни, что текла в лесу.
Спустя некоторое время они приехали посмотреть, что осталось на месте их домов.
Их встретила вырубленная поляна, с пнями и щепками. Дома были разграблены: стекла выбиты, частично пова́лёны стены, внутри, куда можно было заглянуть — разбросаны вещи. Смотреть на это без слёз было невозможно.
Степан прижал руку к груди и опустился на пенёк от свежесрубленного дерева. Алёна обняла отца, еле сдерживая слёзы. Разруха, царившая вокруг, была отражением того, что творилось в стране.
Евдокия с опаской заглянула в свой дом. Он сохранился лучше всех. Стены были целы, но внутри всё было перевёрнуто вверх дном: посуда побита, резные полочки и другие предметы, заботливо вырезанные её мужем, — оторваны и поломаны.
— Кому было надо всё громить? — недоумевала подошедшая Алёна.
— Это злость у людей внутри, и выхода ей нет, вот и срываются, — ответила Евдокия, автоматическим движением поднимая табуретку, — разрушили здесь всё, разгромили, что другому дорого, — и им на время легче стало.
Девушка чувствовала, как ведунье тяжело смотреть на свой разрушенный дом. На все вещи и предметы, с такой любовью изготовленные когда-то.
— Вот и закончилась эта страница моей жизни, — сказала ведунья, — не думала я, что вот так всё кончится. Видела, что перееду, что пустота здесь будет, но чтобы так — не представляла.
Алёна обняла её и заметила, что женщина еле сдерживает слёзы.
— Всё, что я любила и берегла, здесь осталось, — проговорила она, — вся моя память о муже и дочери.
Женщина взяла в руки обломки резных ободков, полочек и других предметов, которые делал её муж. Перевезти в город они смогли лишь несколько вещей, ставить их там всё равно было некуда.
Алёна смотрела и вспоминала, в каком тяжёлом состоянии сама пришла сюда, как помогли ей эти люди и само место. Вспомнила ритуальную поляну, на которой освободилась от дурного наследия. А сейчас, сколько хватало взгляда, высились пеньки, и от поляны, скорее всего, тоже ничего не осталось. Вдалеке виднелись дома её родной деревни.
«Местные, наверное, радуются, что здесь ничего не осталось», — подумала она.