И рассказал мне мужичок, как лет тридцать тому назад, повстречался с совсем еще юной ведьмою.
— Глазища в пол-лица, а коса толстенная прям до земли достает, — с восхищением рассказал. — Я как глянул на нее, так и влюбился. Не стал таиться, да молодцем красным обернулся. Только ей не до меня, стало быть, было. Глаз с богатыря заезжего свести не могла. Обиделся я, да и решил наказать, сгоряча, мужика ей понравившегося. Завести в самую топь задумал. Да мать твоя как-то прознала о шалости и сама путь заколдовала, да так хитро, что лес мне словно чужой стал. Больше не хозяин я в нем.
И так горестно вздохнул, что прям жалко его стало.
Это же надо было под горячую руку попасть. Да и мама хороша, почему заклятие свое не сняла. Сколько еще лешему страдать?
— Я тебе помогу, — говорю. — Но и ты мне службу сослужишь.
— Что захочешь, — не торгуясь, ответил, видно намаялся сильно.
— Есть у меня человек двадцать разбойников. Что на постоялом дворе промышляли. Знаешь?
— Как не знать, — еще больше расстроился мужичок. — Такой позор перед всем родом! Разбойники в твоем лесу живут, и лиха не знают. Стыдно кому на глаза показаться. Я ведь знаешь какой…
— О себе в другой раз расскажешь, мне сестрицу пропавшую искать надобно. А вот в следующий раз зайду, все толком и объяснишь. — Лешие народ такой язык почесать завсегда любят. Дня не хватит, чтобы все про родню выслушать.
— Хорошо-хорошо, только ты взаправду снять сможешь?
— Уже сняла, — вздохнув, сказала.
Не дело это когда ведьма без стихий, а леший без леса. Как бы мама не серчала, а так надолго наказывать нельзя было. Потому во время разговора не только продукты раскладывала, но и нити силы распутывала.
Грибочек удивленно задрал шапку, словно к чему-то прислушиваясь, улыбнулся и обернулся красным молодцем. Не высоким, плотно сбитым с курчавой темной бородой.
— Как я тебе?
— Красавец.
— За спасение свое от баб деревенских, да позора вселенского век должником твоим буду, — поклонился мне в пояс леший. — Что за услуга тебе надобна была?
— Я про татей не зря спрашивала, — отвечала, да под разговор кусочек сыра утащила. — Поймали мы их, только делать чего теперь не знаем. У тебя в хозяйстве торфяники, али руда, какая полезная есть?
— Имеется.
— Может, отправишь их на добычу? Пусть пользу приносят. А если в окрестных деревнях кому подсобить надо, так тоже пущай от работы не отлынивают. Как думаешь, справишься?
Ухмыльнулся хозяин леса, да свистнул по-особенному. Тут же стали сбегаться к нам звери от малышек-мышек до толстеньких, в эту пору, медведей.
— Показывай, где разбойники, сейчас управу на них найдем.
Уважительно взглянула на такое войско и обратно к постоялому двору пошла.
— Посоветовалась? — выскочила навстречу Забава, — Ой, мамочки, — попятилась назад при виде Топтыгиного семейства.
Мишки по указке лешего взваливали связанных словно хворост татей да на волков взваливали, а те в свой черед увозили их, не ведомые дали. Сами же разбойники, даже кажись и дышать перестали. Перевоспитает их хозяин леса. Точно!
На прощание, когда за последним волком уж и следа не осталось, сказал мне мужичок:
— Ты, Глашка, девка хорошая, потому совет тебе дам. Не бегай от своего счастья, все равно догонит.
И не дав мне даже словечка сказать, как был возле ворот, так и пропал.
— Спасибо, — вдогонку ему прошептала. На вопросы не ответит, а слово благодарное всяко услышит.
И потянулась дорога.
Близкая, дальняя — только путеводная ниточка знает, но она не расскажет.
Рана Еремея уже на третий день беспокоить перестала, а через недельку зажила, оставив после себя длинный тонкий рубец. А у князя даже его на следующее утро не было. Везучий.
— Вроде и осень еще не настала, а вон как дожди зарядили, — пробурчал, стряхивая со своего плаща воду купец. Мы уже третий день под проливным дождем ехали.
Настроение, как и погода отвратительное, ни с кем разговаривать и желанья-то нет.
— Интересно, далеко ли еще?
С каждым днем все чаще стали прилетать голуби на постоялые дворы с посланиями для княжича да Еремея.
Оно и понятно. Дела-то хозяйской руки требуют.
Сколько мы уже в пути месяц-два? Я уж и счет дням потерять успела.
Сколько раз уговаривала мужиков назад вернуться. Только уперлись на своем.
Вместе выехали, вместе и вернемся.
— Ты чего пригорюнилась? — удивленная моим поведением спросила Забава, стоило только остаться одним.
Пожала плечами.
Сама не знаю.
Истосковалась по родным местам. Мамка сказывала, что по такому настроению судит, когда нужно домой вертаться, да нас с бабкой проведывать.
— Мне трактирщик сказал, что к ним самый настоящий цирк приехал, — вернувшись с ключами от комнат, сказал Гред. — Сходим?
— Главное чтобы погода плакать перестала.
— Так там крытый шатер.
— Тогда пойдем.
Но сразу никуда идти не получилось.
Сначала подошла ко мне скрюченная от старости бабка — местная знахарка. Ведьмы к ним редко заходят, вот и попросила меня помочь с травами разобраться, да внучке ее ученице рассказать рецепты от лихорадки да заговор от зубной боли.
И только ближе к вечеру, когда и в самом деле дождь перестал, мы попали к разноцветному шатру цирка.