— А смысл отказываться. Сразу видно: ни воспитания, ни фигуры. Один гонор, что на десятерых хватит.
Теперь уж я, руки в кулаки сжимаю, да гневно смотрю. От былого спокойствия и следа не осталось.
— Уж, не со своего ли лика, портрет писал? — уточняю, а сама бочком по над стеночкой, в сторону вожделенной двери пробираюсь. — Может тебе травки, какой заварить? Хотя нет, травками воспитание не восполнишь. И вежливость не заменишь, — и не важно, что это я на него упала. Главное он не извинился!
Не знаю как в столице, а в деревне злой мужик и в глаз дать может. Я-то своих сразу отучила, а заезжие иногда пытаются. Постоять-то смогу. Магия в обиду не даст, а вот лечить потом не хочется.
Пока богатырь пыхтел, пытаясь, ответ умный сказать, я и нырнула в комнату, отгородившись от всего света дверью. Повезло, что наша комната первая слева была.
Думала, что ломиться станет, честь свою поруганную отстаивать начнет. Потому и запор на дверь накинула сразу. Вот только богатырь все же о воспитании вспомнил и в чужую опочивальню без разрешения не полез. Так что, простояв, прислушиваясь с минуту, полезла купаться в еще обжигающе горячую воду уже дожидавшуюся нас.
— Глаша, — робко позвала меня Злата, из-за двери вырывая из сладостной дремы. И когда только успела в нее провалиться?
Позвала домового, попросила открыть дверь девушке, пока сама вылезаю из корыта, да одеваюсь.
— На кухне каша закончилась. Только завтра привезут крупу, и у нас ничего не осталось, — а голосок то совсем расстроенный. — Вот овощи варенные передали. И мясо варенное, специально для тебя готовила. Жена трактирщика просила кланяться и передать, что от них тоже худеется хорошо. Главное сладости, да выпечку не есть, — удивленно смотрю на сиротку. — Может, попробуешь?
— А трактирщица, она какая? — осторожно так спрашиваю.
— Красивая, — отвечает забава, а сама поднос на столик ставит. — Правда волос седой попадается.
— А похудеть ей не надобно? — уточняю для непонятливых. Сколько видела трактирщиц, все в теле были. А здесь хозяин еще два года назад вдовцом был. Видно новую жену в дом взял.
— Нет, вроде, — задумавшись, отвечает.
— Тогда давай свои овощи, милостиво отвечаю, а у самой от нетерпения руки подрагивают. Я же мяско люблю!
Хорошо жить, когда сыт! Даже если булочек не дали. И мир как-то добрее сразу становится и кровать в таверне мягче.
Даже похрапывающий солдат на тюфяке в ногах не мешает.
Проворочалась несколько часов, уснуть пытаясь, а потом тихонько оделась, накинула плащ, выскочила во двор, чтобы соседям по комнате не мешать. Только хотела присесть на ступеньки как на улицу вывалилась пьяная компания. Тут посидеть спокойно не дадут. А мне подумать о многом надо.
Может лошадок проведать?
С детства люблю лошадей. В бабушкиной деревне, Листяках, конезавод есть. Знатных вороных коней, с длинной мягкой шерсткой, в нем выращивают. Мало кому по карману эти красавцы, но дед Микай, главный конюх, часто меня тайком на них верхом катал.
Вернулась в таверну, попросила у уставшего хозяина яблок и сбежала на конюшню. А здесь тоже не протолкнуться. Все денники заняты, да еще несколько верховых, нераседланных у коновязи снаружи стоят.
Прошла по проходу, будто купец, рассматривая местное население. Хорошие лошади холенные, явно хозяевами не обделенные. Только наша сиротливо в последнем стойле приютилось и грустно смотрит на своих более родовитых товарищей. Погладила ее звездочку на лбу, а она носом тычется, почуяв лакомство. Отдала одно яблоко ей, второе себе оставила. На всякий случай. Хоть и нельзя, а то, что есть душу греет.
Решила прогуляться в другую сторону денников, посмотреть коней по правую руку от входа что стоят.
Тут-то меня и заметил конюх. Лицо заспанное, волосы взъерошенные.
— Глашка, ты что ли?
— Я, — отвечаю. Лет пять назад приятель мой из Листяков в столицу на заработки подался, да так тут и осел.
— Тебе чего здесь?
— Царица к себе позвала, — равнодушно отвечаю и яблоко из руки в руку перекидываю.
С улицы послышался топот копыт.
— Я щас, а ты тут поосторожнее. Князь Ольгред не любит, когда возле его коней чужие крутятся.
Мысленно пожала плечами. А кому понравится? Свести животинку не хитрое дело, а вот вырастить такую, чтобы тебя с полуслова понимала целое искусство. Унесся конюх встречать приезжих, а я пошла в ту часть конюшни, то хуже была освещена. Оно и понятно. Не гоже всякому прохожему показывать, что за сокровища здесь стоят.
Красивые рыже-белые красавцы с гривой и хвостом пола касающимися. Такие же длинношерстные, статные. С умными глазами, только и провожают меня взглядом. А я иду и даже руку ни к кому не протягиваю, чтобы погладить. Настолько меня восторг охватил. Одно такое животное полцарства стоить будет.
Почти дошла до конца, как на меня пес выскочил. Огромный, лохматый и такой же пятнистый. Начал зубы скалить, да шум поднимать.
— Кыш, бестолковый, — топнула ногой. Я лесная ведьма. Меня животные слушаются. А этот пуще прежнего заливается.
Пожала плечами, пусть лает, если хочется, и пошла дальше.