Ведьмина гора

Та ночь казалась необычайно длинной, длиною в жизнь. Сон смешался с явью, внутренний голос с собственными мыслями («Странно, – думала Таня, то засыпая, то просыпаясь, – как стучат на стыках колеса, так соединяются эти три „с“ в словосочетании „голос с собственными мыслями“, „голос с собственными мыслями“, „голос с собственными мыслями“; три „с“, как три карты, и снова – провал, и снова перестук колес»).

Танина фантазия была направлена на то, чтобы осознать, чего, собственно, ей ждать от этой жизни, продумать, просмотреть, проанализировать каждую мелочь, каждую секунду, представить себе людей, с которыми ее сведет судьба, и ощутить даже эмоции, которые охватят тебя от встречи с тем или иным человеком.

Еще в ту ночь Таня поставила себе, придумав, множество каких-то целей, понимая, что все сразу не получится, но в надежде дать миру некую реальность, которую сотворит она сама. Или с помощью кого-то, кто поможет ей прийти к намеченной цели. Так мир иллюзий сочетался в ней с миром снов. Так все больше и больше она понимала, что любая дорога к чему-то ведет. И нет ни одной правильной. Что бы мы ни выбрали, в результате все равно попадем в будущее, забыв о прошлом.

Вот почему все может измениться в любую минуту…

* * *

Сказка – это когда ты не знаешь, что будет в конце; впрочем, когда ты чувствуешь себя в сказке, то не хочешь, чтобы она кончалась.

Но сказка не может длиться вечно, потому что только в сказке можно наслаждаться уготованной вечностью; в жизни же обыкновенно сказка обрывается, едва начавшись, и это уже не сказка, а – зачастую – черная быль, черная, потому что на сиявший прежде безмятежностью голубой горизонт вдруг надвигаются черные тучи, тяжелые, как гири; горе тому, кто не заметит этого, или, как говорили древние римляне: – Vae victis!: «горе побежденным!..»

Таня не любила сказок; иногда казалось, что, став взрослой, ей пришлось сознательно погрузиться в рутину, где главенствующей составляющей стали дети, учеба, семья, муж. Однако – спустя время – она с удивлением для себя обнаружила, что в редкие от загруженности минуты вдруг, словно по мановению волшебной палочки, пусть и на мгновение, ныряет, подобно смелому пловцу, в мир иллюзий; более того, она стала ощущать в себе жгучее желание написать роман жизни, возвращаясь – в мыслях и чувствах – к той заветной ночи, когда ехала вместе с отцом в поезде. Но в то же время Таня понимала, что желание настолько жгуче, насколько и нереально, и его стоит подавить в себе хотя бы на время, до того момента, когда она почувствует себя вправе поделиться с другими тем, что ее тревожит, будучи абсолютно свободной и независимой от внешнего мира.

«Сплошь и рядом я наблюдаю, как многие из нас – и я в том числе – зависят от того, что скажут другие, – поверяла Таня свои потайные мысли дневнику, – меня это буквально приводит в ужас и бесит; каждая моя клеточка протестует, восстает против этого. Даже родители – люди, которых я безмерно уважаю, – вдруг начинают мне навязывать свое видение жизни, пытаются объяснить, что, на их взгляд, можно делать, а чего – нельзя. Это бесит невероятно, порой у меня начинается истерика. Я пытаюсь объяснить, что мне все равно, что думают другие, я хочу просто жить, радоваться жизни, жизнь настолько стремительна – пусть это и банально, – но жить все равно надо сегодня, сейчас, сию минуту, делать то, что тебе хочется, и не обращать ни на кого внимания. И только в дневнике я пишу, что думаю, что чувствую, протестуя против общепринятых норм. Собственно, мне и в жизни не так важно, как мои поступки оценят те, от кого зависит моя карьера или не зависит, те, кто смотрит на меня с одобрением или косо, те, кому я импонирую, или те, к кому испытываю антипатию. Я иду против течения, но при этом с уважением отношусь к другим людям…»

«Горе побежденным!»; Таня вспомнила, как однажды уступила свекрови, ее настойчивым просьбам, и они с мужем съехались со свекровью, обменяв две свои квартиры на одну большую.

Собственно говоря, Таня и не собиралась туда переезжать. И если это слово – «свекровь» – можно расшифровать как «свежая кровь», то, по всей видимости, сведущая свекровь решила, что ей недостает свежей крови, свежих ощущений, свежих перемен.

В чем-то она была права, достав Таню до мозга костей; вытолкнула в новую жизнь, но, вот незадача, ее сын впервые встал на сторону жены, и, исходя из габаритов квартиры, оборудовал ее отдельным входом. Другое дело, что меняться и приспосабливаться пришлось стремительно – без родственников, друзей и денег, исчезнувших при покупке новой квартиры.

«Как минимум мы остались живы, – записывала Таня в дневнике. – Хотя в самом начале мне казалось, что мы исчезли, нас нет, есть только наши клоны, скитающиеся из кабинета в кабинет и пытающиеся найти хоть какую-то работу. Однажды мы встретили на улице каких-то дальних родственников мужа, которые о нас и наших проблемах и слушать не хотели. Единственное, что сказали, – „Бог поможет!“… Он и помог; правда, имени у него сейчас два – мужское и женское: дети – это посланники Бога, правда.