Преподобного Джонсона действительно держат за пророка. Паства буквально поклоняется ему: люди жадно впитывают его слова, считая их посланиями Господа, и, следовательно, беспрекословно верят во все сказанное. Многие записывают его проповеди, чтобы затем перечитывать. Я сижу, склонив голову, и тоже пишу. На кафедре нарисован огромный глаз, чтобы мы помнили: Бог без устали наблюдает за нами. Под Его взором я веду свой дневник.
Как и положено пророку, у преподобного Джонсона длинные волосы, ниспадающие на плечи, и густая борода торчком. При этом он коренастый, широкогрудый и довольно упитанный. Честно говоря, на кузнеца он смахивает больше, чем на проповедника. Рука, которой он лупит по кафедре, размером с хороший окорок и густо покрыта волосами.
Он мне не нравится. У него неприятные глаза: слишком темные, похожие на дыры. Пустые и бездушные, как дула мушкета. Я стараюсь не встречаться с ним взглядом. Не хочу, чтобы он вообще меня замечал.
Я сижу рядом с Мартой. Нас как новых членов общины посадили в задних рядах правой половины, прямо у тяжелых двойных дверей. Зимой здесь будут сквозняки, но все равно я довольна. Сидеть ближе мне бы не хотелось.
Первый ряд занимают супруга преподобного Джонсона и его дети. Миссис Джонсон настолько же худа, насколько ее муж упитан. Лицо у нее сероватое, губы поджаты, и она все время держится за поясницу. Марта прошептала, что она, похоже, ждет ребенка, и плохо дело, если так. Рядом сидит около десятка ее детей — старшей девочке лет четырнадцать, а младший едва научился ходить.
— У нее и так хлопот полон рот… да еще двух бедолажек похоронить успела.
Шепот Марты едва различим, но один из блюстителей поворачивается к нам и хмурится. Сестра Марты, миссис Фрэнсис, сидит во втором ряду с женами других членов совета общины. Она очень гордится этой привилегией и, когда мы заходим в зал, снисходительно хмыкает в нашу сторону вместо приветствия.
Сара и Ребекка Риверс вместе с детьми сидят перед нами. Джон — на другой половине, но ближе к кафедре. Хоть он и новый человек в общине, но пользуется большим уважением.
Преподобный Корнуэлл спускается с кафедры, уступая место преподобному Джонсону, и тот начинает очередную проповедь:
—
В конце концов нас выпускают, и мы расходимся по домам. Работать сегодня возбраняется, и мужчины маются. Тобиасу не терпится взяться за пилу, как и мистеру Риверсу. Джонас предпочел бы трудиться в своем огороде, но это тоже запрещено, так что все просто стоят, засунув руки в карманы, и рассматривают наполовину готовый каркас и наполовину вскопанный надел земли.
Наши дома будут стоять рядом. Нам дали участки на окраине, рядом с лесом. Ближайший сосед — старик Том Картер. Но наши жилища будут получше, чем у него: из дерева, чтобы простояли многие годы.
Вся тяжелая работа легла на плечи Тобиаса и мистера Риверса — они рубят, таскают и пилят бревна. Джозефу, старшему сыну Риверсов, уже тринадцать, и он работает наравне с отцом. Время от времени им помогают другие. Все дома должны быть готовы до зимы. Джонас знает все о строительстве: он рассказал, что нужно строить из цельных брусьев, подогнанных друг к другу, и перекладывать их мхом, чтобы не было щелей, как делают в Богемии. В таких домах никакая стужа не страшна.