– А ты подумай, дурья твоя башка, – старичок разом выпрямился как-то, стал мощнее и статнее. Дотянувшись до Тимофеевого лба, несколько раз ткнул в него скрюченным пальцем. – Девка уж сколько на привязи в Навьем сидит. Ни “Костей” ей не видать, ни новостей из Могилёв - Кощеева не слыхать. А она кто?
– Кто? – переспросил Тим.
– Девочка! Ей бы про моду, вон, хоть ту же птичку ядрёную…
– Ядовитую, – поправляет Тим.
– Да хоть райскую! Ей бы вот тоже, про салон, да про музыку, чего там кто носит, – вновь бросает в мою сторону хитрый взгляд. – вы ж с ней, Васенька, почти что одного возраста, усекла?
– Кажется, – неуверенно пожимаю плечами.
Что ж, если Кот Баюн соскучился за разговорами из серии “между нами девочками” будет… эм… сложно.
– Чавой-то ты не очень рада, – заметил Хухлик.
– Да просто, – неуверенно тереблю кончик косы, – подруг у меня особо нет и болтушка из меня так себе.
– Так это разве ж беда? – машет в мою сторону рукой. – Вот правильно мне подсказывают, – приложив руку уху, замирает он. – Так сказать, нашлись два одиночества. А мы, ж вот… пришли.
– Как пришли? – вскидываю голову и удивлённо ахаю.
– А вот так, – шепчет Хухлик, кланяясь дереву.
Дуб Лукоморский настолько величественен, что и я невольно склоняю пред ним голову: крона, достигающая неба, шумит нам на это приветствие разномастными листьями и чудится мне, что вот вроде бы и Дуб, а листья и берёзовые, и кленовые, и даже иголки сосновые в листве мелькают. Чудо, да и только! Опустив взгляд, понимаю, что ствол, кажущийся сперва цельным, неожиданно сверкает нам проёмами из которых тянется странный, призрачный свет. Необъятный, с наростами, дуплами, выступающими из-под земли корнями он скручен в один из трёх стволов, растущих из одного корня.
– Что это? – шепчу, всматриваясь в загадочные “порталы” меж стволами.
– Это, Вася, двери, – совершенно не шутя, отвечает Тим.
– И куда же они ведут, порталы эти?
– А вот кому куда надо, туда и ведут, – Хухлик подводит нас ближе, и я подмечаю, массивную, бесконечную золотую цепь, что охватывает своими кольцами все три ствола, поднимаясь, теряется высоко в ветвях. – Кого в прошлое, кого в будущее, кого в соседний мир ведёт… Да что я? – тут же осекается, – не болтаю я лишнее! А хоть бы и сболтну, токмо загадки и подсовываете, хоть что-то сказали уж.
– Навьи своих детей сюда по рождению приносят, – продолжает Тим. – Если протащить ребёнка сквозь три портала, будут они со здоровьем богатырским всю жизнь без хворей и напастей.
– И не потеряются в междумирье? – удивляюсь я. Интересно, а меня… если я навья, тоже мать сюда привозила?
– На то они и навьи, девочка, – шепчет Хухлик, устремив взор куда-то вверх.
Слежу за его взглядом и восхищённо ахаю. Гибкое тело, элегантные, вальяжные движения, мягкая поступь тяжёлой, мощной лапы. Ее изумрудный взгляд, кажется, прожигает насквозь, гипнотизирует.Красивая очень. С самого верхнего кольца цепи она одним текучим, плавным движением спрыгнула на последнее, крепящееся почти у корней. Там же, между золотыми звеньями вдруг оказалась играющая бликами солнца лежанка. Сев статуэткой, пантера уставилась на нас в гробовом молчании.
– Ну и? – фырчит Тим. – Долго ты памятник будешь изображать?
– Заче-ем-м ты его пр-р-ривёл-л? – неожиданно открывает она пасть, морща чёрный нос и топорща длинные ершистые усы. Голос Милославы и правда завораживает. Словно перезвон колокольчиков, мягкий и звонкий, подхватываемый ветром, он как будто звучит со всех сторон одновременно. Совершенно не вяжется с силой и опасностью хищника, что сидит перед нами.
– Ну так, не серчай, матушка, – мнётся Хухлик, - девочке провожатый надобен.
– Ты бы з-за не-его-о и был, – её зелёные глаза странным образом пульсируют. – А эту… бе-еду ходя-ячую, ви-идеть н-не хочу-у.
– Я тоже за тобой “скучал”, Милка! Аж свербит всё в одном месте, как спешил увидеть. И это не сердце, чтоб ты знала!
Пантера закатила глаза к массивному лбу и совершенно не по-кошачьи фыркнула.
– Какая… кошка между вами пробежала? – спросила тихо, но все услышали.