Ведьмина печать. Ловушка для оборотня (СИ)

Первые осторожные проникновения становились смелее. Убедившись, что не причиняет боль, Сар подтянул Ану к себе плотнее и ускорился, желая наверстать упущенное, отдаться инстинктам. Громкие шлепки, перемежавшиеся с довольными вскриками, обрывали предрассветную тишину глухого леса до тех пор, пока Ана не закричала хрипло и жалобно.

— Тебе было больно? — расспрашивал Сар позже.

Юлиана повертела головой. Ей не хотелось ни говорить, не шевелиться. Приятная усталость, лень одолевали тело, и если бы не холод, она бы уснула. Пока носилась по чащобе, прохлада не замечалась. Теперь же, влажная от испарины, начинала стучать зубами.

Сар надел на ее свои рубашку и жилет, усадил к себе на колени, и от его жара, простой заботы растаяла мстительная обида. Положив голову на мужское плечо, Юлиана задремала, а он сидел, откинувшись спиной на дерево, слушал ее мерное дыхание и наблюдал за рождением нового дня. Всходившее солнце розовым заревом разливалось по небу, разгоняло сумрак, и отпущенное им время неумолимо подходило к концу. Уже скоро предстояло разжать руки, выпустить Ану из объятий, и все вновь потечет по-прежнему. А ему — одинокому творению Великой Ведьмы, — только и останется жить воспоминаниями о ночи с той, что приняла его и разделила с ним охоту.

«Мой выбор… — вспомнил слова Талазы. — А есть ли он? Если соглашусь, долго ли смогу быть с Аной? Мало ли, что еще взбредет в голову человеку, ненавидящему меня?»

Он сам не знал: говорит в нем здравый смысл, осторожность, трусость?

Шелковистые, мягкие, как пух цыпленка, волосы Аны приятно щекотали кожу.

«У Аолы волосы жестче, зато коса через плечо…»

В сравнении с милой, хрупкой Аолой, с почти прозрачными маленькими пальчиками, Ана была не только выносливее, сильнее, но и красивее, и Асаара влекло к ней с первой встречи в лесу вопреки всем доводам разума. Даже сейчас вожделение брало верх над благоразумием и подталкивало воспользоваться последней возможностью.

«Если не сделаю, буду жалеть».

Рука, согревавшая округлые колени, поднялась к животу и остановилась на тяжелой груди. Ана задышала чаще. Чтобы окончательно разбудить ее, ущипнул за отвердевший сосок, другой рукой провел по белой шее, щеке, коснулся пальцем приоткрытых губ. От щекотки она дернула головой, приоткрыла глаз и улыбнулась.

— Светает.

— Если поторопимся, успеем! — Ана бесстыдно поерзала на его наливавшемся силой паху. Потом перекинула ногу и, оказавшись лицом к лицу, принялась развязывать завязки на его штанах.

— Знал бы, сколько раз придется развязывать, бегал бы голым! — пошутил Сар, ощущая, как ее прохладная рука сжимает его горячую плоть и помогает найти вход.

Но как только головка проникла, Ана остановилась, и потянулась к его губам.

Он отвечал со всей нежностью, на какую был способен, но руки настойчиво толкали ее бедра вниз. Ана упрямилась, искушала, с удовольствием наблюдала за его нетерпением. И тогда Сар, уперевшись рукой в землю, приподнялся сам, проникая до предела.

— Не тяни, — просипел, прося, и Юлиана перестала упорствовать.

Дорожа каждым мгновением, она задала быстрый темп, а Асаар помогал ей, двигаясь навстречу.

Когда устала, отклонилась назад и бесстыдно развела колени, чтобы он лучше мог обозревать соитие.

Не отрываясь Сар смотрел на лоно Аны, принимающее его плоть, на ритмично подпрыгивающую грудь, и, когда накатил оргазм, кончил, не закрывая глаз, до последнего любуясь ее чувственной, бесстыдной красотой.

Уже давно взошло светило, на животе вновь проступила ненавистная печать, а он продолжал сидеть с прижавшейся к нему Аной. Возвращаться не хотелось ни ему, ни ей, однако тянуть до бесконечности невозможно.

На руках, в молчании Асаар донес ее до «дома цветов». От одной мысли, что теперь Ана может остаться здесь работать, становилось невыносимо тошно и хотелось скрежетать зубами.

«Стоит показать, что меня мучает ревность, назло оставят!» — смекнул он, поэтому, когда предстал перед хозяйкой, с каменным лицом низко поклонился.

— Я благодарен за все, мудрая Талаза, — взял из рук Аниды суму, достал 5 имперских монет, более чем щедрую плату за ночь с дорогой шлюхой, и, вложив в руку служанки, подошел к Ане. Когда она вернула ему рубаху и жилет, молча развернулся и зашагал прочь.

Юлиана едва сдерживала всхлипы от разочарования и новой обиды.

«Пусть одна ночь, пусть я — развлечение, но разве нельзя уйти по-человечески?»

Когда мужская фигура скрылась за поворотом, слезы покатились по щекам.

— Скотина!

— Он был груб? — печально спросила Анида и осторожно коснулась рукой Юлианиного плеча.

— Нет, но все равно, сволочь и скотина!

— Иди в дом, умойся, поешь, согреешься, — Талаза бровью указала помощнице, и та, подхватив Юлиану под локоть, повела в дом.

— Толку из-за них слезы лить? Лучше себе найдет! — хмыкнула Хая. — У нас …

— У нас она не останется, — оборвала хозяйка.

— Чудно! — улыбнулась довольная женщина. — Рядом с такими красотками я чувствую себя уродиной.

— Да? А без них, кто ты? — поддела Талаза.

— Ну и что! Кстати, с той что делать?

— Козой?

— Какой козой?!

— Не только же я иллюзии могу наводить.