Они стали переглядываться.
– Вы тоже хотите назад? – догадался старик.
– Нет, оставайтесь, ждите меня здесь, – попросил Юрий Фёдорович. – Вам нет смысла бегать туда-обратно, когда тут такие дела. Я быстро обернусь.
Он хотел ещё что-то сказать, но в этот момент Гонта ткнул острием глушара в чёрный камень.
Воздух над поляной содрогнулся. Резко похолодало.
Камень изменил форму, на несколько мгновений приобретая форму медведя, и Юрий Фёдорович исчез.
Оторопевшие спутники россиянина молча дивились на то место, где он только что стоял, на поляну и на успокоившийся камень.
– Можем идти, – будничным тоном проговорил Гонта.
Дружинники канули в заросли на опушке леса. За ними двинулись воевода и Корнелий.
Переглянувшись, ходоки из России последовали за росичами.
Глава 25
Порт сверху напоминал подкову, сложенную из множества угрюмых массивов зданий. Над Немкой висел смог, не развеиваемый даже дыханием акватории, поэтому Максим видел пейзаж нечётко, точнее, видел ворон, к зрению которого он подключился, от чего многие детали города и порта терялись в этой желтоватой дымке. Тем не менее Могута, Малята и Максим, наблюдавшие за берегом с борта лопотопа, сразу заметили кортеж, отъехавший от здания ратуши. Судя по суете охраны и звукам клаксонов, прилетевшим снизу, с узких улиц, там что-то затевалось. Могута велел ворону (как он управлял птицей, было непонятно) снизиться, и Максим, задохнувшись от избытка чувств, увидел мелькнувшую среди чёрных силуэтов фигурку Любавы. Девушку впихнули в похожий на бронетранспортёр автомобиль, и кортеж помчался к порту.
– Она там! – глухо выговорил молодой человек.
– Вижу, – отозвался сотник. – Ждём.
Малята нетерпеливо переступил с ноги на ногу, однако спорить не стал. Его мнение оставалось неизменным: штурм Немки! – и Максим поддержал брата Любавы, потому что не видел другого способа освободить девушку. Надо было лишь выбрать подходящий момент.
Кортеж доставил Любаву на пирс, и пленницу увели в центральную надстройку хладоносца.
К этому времени группа сотника была полностью готова к рейду, ждали только отмашки командира. На берег должны были спуститься семь человек, включая самого Могуту, Максима и Сан Саныча. У двух последних было огнестрельное оружие, карабин и пистолет, но Могута запретил ими пользоваться.
– Это прибережём на крайний случай, – сказал он твёрдо, инструктируя подчинённых. – Пойдём тихо, на цыпочках. Работаем без звука!
Сан Саныч косо посмотрел на Максима. Тот кивнул.
Оба заметили, что переодевшиеся в форму местных «полицейских» (здесь их называли карашитами) дружинники рассовали по карманам зелёные «груши» гранат, а у самого Могуты был ещё и автомат, и Максим вспомнил признание Гонты о том, что у них есть трофеи. Лазутчики с Еурода не единожды высаживались на берега Роси, имея при себе немалое количество оружия, и росичи не стали отказываться от трофеев, решив использовать оружие выродков против самих же создателей.
Кроме гранат бойцы отряда имели мечи, ножи и пневматические трубчатые метатели, стреляющие парализующими шариками. Били эти «мушкеты» недалеко, метров на сто, не больше, однако для спецопераций подобных десанту этого было достаточно.
Ворон скользнул к растопырчатой надстройке хладоносца; всего их было три. На самом верхнем ярусе она имела сплошную прозрачную полосу, сквозь которую было видно расположение оборудования поста управления. Но Любаву повели выше, и она скрылась за стенками купола, венчающего надстройку. Очевидно, это была каюта капитана корабля либо помещение для пользования высшими чинами флота.
– Пора! – выдохнул Максим, сдерживая нервную дрожь руки, лежащей на рукояти ножа.
– Миро! – лязгнул железом команды Могута.
– Бабах! – ответил старший помощник сотника, управлявший болотоплавом.
Лодку качнуло. С двух её подвесных пилонов сорвались торпеды и понеслись к цели. Решено было нанести первый удар по соседнему «эсминцу» – пятидесятиметровой длины катамарану с пузатой нашлёпкой на перекладине, соединявшей оба корпуса, а затем, по мере развёртки событий, выстрелить и по хладоносцу, чтобы усилить панику.
Залп удался! Лопотоп мог стрелять торпедами как из подводного, так и надводного положения, и обе сигаровидные туши, оставляя позади себя дорожки из пузырей, легко преодолели двести метров, разделявшие две части причала – где стояли лопотопы, а где – надводные суда. Ничто не помешало им пересечь залив, потому что еуродцы даже в страшном сне не могли представить, чтобы кто-то посмел зайти к ним в порт и нанести удар.
Взрыв получился двойной.
Сначала рванули торпеды, попадая в левый корпус катамарана-«эсминца». В воздух взлетели обломки корпуса, мачт, антенны и надстроек, сопровождаемые клубами дыма. Затем взорвалась нашлёпка между корпусами, представлявшая собой, наверно, арсенал корабля.
Этот взрыв был намного мощнее первых двух, и на корабли рядом, на пирс и палубу хладоносца посыпались струи обломков «эсминца» и тающих клочьев пламени. Высокая волна воды сильно качнула корабли.
– Вперад! – рявкнул Могута.
Отряд рванул на причал, устремляясь к хладоносцу.