Ведьмина река

Ведун отвернулся к правому берегу, пряча улыбку. Странное имя его ничуть не удивило. В этом мире очень многие люди свои имена прятали, дабы по ним не могли навести порчу, и пользовались прозвищами, зачастую прилипшими еще в детстве. Посему тут и там постоянно встречались Первуши, Вторуши, Нежданы, Снежаны и прочие клички, явно выдающие, кто, когда и при каких обстоятельствах рождался. Встречались и Труворы, и Стукачи, и Крикуны, явно досаждавшие в детстве своим родителям пуще прочих отпрысков. Даже Дураки встречались в русских селениях. Ибо чего с Дурака возьмешь? Никаких наговоров на такого послать не получится. Так что Тумдум – это еще нормально. Хотя все равно смешно.

– Так чего там на реке, хозяин? Что творится, что сказывают, когда опасности ждать?

– Да, поди, третий год уж, как ладьи между Белой крепостью[2] и Кашинкой пропадать стали, – взяв прави`ло рулевого весла под мышку, размеренно ответил крепыш. – О прошлом лете князь даже дружину посылал с сотником татей заловить, да токмо не нашли они никого, напрасно ноги стоптали.

– Как же вы тогда по Волге ходите? – удивился ведун. – Коли про гнездо разбойничье на ней знаете?

– Сговариваются купцы да большим караваном и идут. Ладей по десять-пятнадцать. Скопом брать, так корабельщиков до полутысячи набирается. Супротив такой силищи не всякая дружина выступить рискнет, не то что душегубы лесные. Караваны не трогают. А вот одному – да, одному не по себе катиться. Однако же, коли к берегу не приставать и ночью не останавливаться, то проскочить можно. Пока заметят, пока соберутся, пока лодки спустят… На веслах да под парусом от любой погони уйдем. Им же долго путников преследовать нельзя. А ну, караван встречный появится, али на дозор княжеский наскочат? Уж тут татей точно не отпустят. Гнать будут хоть до самого ледостава, однако же обязательно достанут и кишки выпустят. Не любят честные путники душегубов, никаких сил не пожалеют, дабы навеки от них избавиться.

Тумдум говорил жарко, от души. Видать – накипело. Да и страшно, наверное, было очень. Он ведь как раз один в путь отправлялся. Да еще с такой слабосильной командой. А страх – это завсегда зеркало ненависти. Чем сильнее боишься – сильнее и ненавидишь.

Почему купец решил не дожидаться, пока соберется очередной караван, ведун спрашивать не стал. И без того понятно: не идут дела у Тумдума, не складываются. Потому за любой заказ с готовностью хватается. Если давешнему боярину с причала понадобилось груз какой к нужному сроку доставить – тут за небольшую доплату и на риск пойдешь, никуда не денешься. Каравана ждать – работу быстро перехватят, желающих найдется с избытком.

– До Белой крепости дня три пути будет? – прикинул на глазок Середин.

– Где-то так, – согласился крепыш.

– Ну, тогда я броню пока надевать не стану. По такой жаре упаришься ее таскать. На Волге полностью снаряжусь.

– Это верно, сегодня парит, – с готовностью согласился купец. Тумдум явно обрадовался, что единственный воин ушкуя имеет доспехи. Это ведь, считай, его одного против десятерых выставлять можно. – А на Тверце отродясь ничего никогда не случалось. Речушка узкая, деревни чуть не на каждой версте стоят. Откуда тут татям взяться? Сказывают, правда, селение одно на полпути к Волге недавно вымерло. Кудесница там злая завелась, людоедка сущая. Никого не пощадила, ни старых, ни малых… Но коли в сем проклятом месте не причаливать, то корабельщикам вроде как ничего не грозит. Вестимо, нет у чародейки силы на реке. Текучая вода любое колдовство губит. До нас ведьме не дотянуться!

Знал бы Тумдум, насколько сильно он ошибался, произнося эти слова!

Ведун покосился на спутницу, стоявшую у борта по другую сторону от кормового весла, но Сирень даже бровью не повела, словно речь шла не о ней, а о ком-то другом.

«Проклятую» деревню ушкуй миновал, когда уже начинало смеркаться. Останавливаться здесь, понятно, корабельщики не стали – спустились на несколько верст, за три излучины, рискуя врезаться в темноте в плохо различимые берега. Или, точнее, корабль плыл по течению до тех пор, пока не наскочил сослепу на уже совершенно невидимый в ночи берег.

Впрочем, за аварию это происшествие никто не воспринял. Гребцы втянули весла, несколько корабельщиков выскочили с веревкой в кустарник, привязали ушкуй. Следом не торопясь, с припасами, стала выбираться остальная команда. Поднявшись на пологий склон, путники расстелили войлочные кошмы на траве, вместо подушек положили кто свернутый плащ, кто шапку, а кто и сапоги. Один из стариков, почти неразличимый в темноте, прошел по кругу, раздавая свежие пирожки. Так же, по кругу, проплыли и три крынки с пивом. Подкрепившись, путники стали укладываться, даже не потрудившись выставить стражу. Видимо, эти места и вправду считались совершенно безопасными.