Ведьмина сила

День выдался чудесный — солнечный, ясный, свежий. Город, отмытый от первой весенней пыли, сиял окнами и стальными крышами. Тротуары устилали сломанные ветки и сорванные ветром яблоневые лепестки. Люди высыпали на улицу, оживленно обсуждая грозу — и старушки на лавочках, и стайки мамаш с колясками, и детвора на скейтах, самокатах и роликах, шумно проносящаяся мимо меня. А я шла строго к кафе и наслаждалась. Жизнью.

Искрящаяся сила жизни людей пахла озоновой свежестью и почему-то пихтой, витала в воздухе теплой дождевой моросью, оседала на лице, питала «уголь». Да, вчерашняя буря не случайна. Может статься, этот выплеск людской силы — единственный щит для их жизней против выплеска колдовского…

В кафе я наелась первым, вторым, третьим и компотом за двоих. Хозяин, седовласый грузин, смотрел на меня одобрительно и норовил подсунуть то шашлык, то хотя бы салатик «за счет заведения». Я с радостью съела всё, что влезло, а остальное попросила с собой. Мало ли, ночь долгая, а «пациенты» — вредные и сопротивляются.

Доедая последнее пирожное, я достала планшет и проверила почту. А в ответ — тишина. Поколебавшись, я настрочила два письма: короткое и пояснительное — начальнику, еще более короткое и тезисное — мужу. Но отправлять не стала, оставила в черновиках. Примчится еще… и попробуй, уйди тогда. Или успею отправить, или не вернусь, и мою почту взломают. И всё поймут. Задумалась о письмах детям и поняла, что они лишние. Откуда-то из глубины души, там, где семья всегда была рядом, пришло понимание — знают. Так же, как все эти пять лет знали, что я далеко, но жива и здорова.

Одобряют или нет, отпускают или нет — этого я не поняла. Но успокоилась. Убрала планшет, собрала контейнеры с едой, поцеловала грузина в щеку и посулила здоровья его роду на веки вечные. Что, кстати, льстивой ложью не было. Он, помявшись, смущенно спросил о внуке — а то ж одни девки, дело-то кому-то надо передать! — и я пообещала: будет. Познакомитесь. Передадите.

И ушла, провожаемая волной счастливого позитива и веры в светлое будущее. Очень, очень давно я разучилась так четко, ярко и явно ощущать силу чужой жизни и насыщаться ею без ущерба для людей… Вымерзание вставало между мной и миром ледяной стеной, обволакивало коконом, внутри которого — только ты и твоя сила, только ты и твоя жизнь, а чужая — всего лишь работа. Без этого калечить и обрывать чужую жизнь слишком больно. Теперь же обязанности по ту сторону «стены», я — по другую, и Жизнь — источник. Снова. Как в позабытой юности.

До больницы я дошла неспешно и спокойно. И, спускаясь в подвал, в морг, чувствовала, что искрю жизнью. Напиталась ею так, что она лила через край.

Анатоль Михайлович, сдвинув на нос тонкие очки, поглаживал бородку, хмыкал и внимательно читал газету. Местные сплетни — ничего особенного, но и то хлеб в отсутствие «пациентов».

Когда я вошла и притворила дверь, он поднял голову и присмотрелся. Отложил газеты и проговорил:

— Маруся, я тебя не узнаю. Вроде ты — да не ты.

— Маскировка надоела, — я пожала плечами и огляделась в поисках кресла. — Как Динара Сафиулловна?

И сама поняла, как. Заклинательница зашла в морг следом за мной.

— Неплохо для своего возраста, — она бледно улыбнулась. — Здравствуй, Маргарита. Из окна тебя увидела.

— Присаживайтесь, — и патологоанатом засуетился, придвигая к своему столу облезлые табуретки. — Чаю?

— Горячего, — кивнула я. Морг — не солярий.

Пока он грел и разливал чай, я присмотрелась к заклинательнице, но ничего опасного не обнаружила. Только нервное истощение и отголоски болевого шока после вчерашнего.

— Жить буду? — она старательно улыбалась, кутаясь в плащ и скрывая слабость.

— Меня переживете, — ответила серьёзно.

— Ты это брось, Маруся, — «ящерица» поставил передо мной кружку с дымящимся чаем. — Понял теперь, отчего сияешь. Знавал таких. С жизнью простились и решили, что всё можно. Брось, — повторил веско.

— Куда? — я улыбнулась и достала записку. — Но не обо мне речь. К кому вы меня направили?

— К подозрительным, — пояснила вместо нечисти Динара Сафиулловна. — «Ящерицы» лишены острого нюха, который есть у всех видов нечисти — на кровь, силу, — зато они видят. Мы с отцом Федором раскинули сети и заметили подозрительных, а Анатоль Михайлович проверил и опознал.

— На них клеймо, — подтвердил он и провел по своему халату, очерчивая область сердца, — вот тут. А еще… — и покосился на заклинательницу, буркнул «…но не при женщинах».

— Органы половой системы старые, — я кивнула. — Тоже заметила.

— Но это — только использованные, — добавила Динара Сафиулловна, грея дрожащие ладони о бока горячей чашки. — К сожалению, тех, на ком клеймо поставили, но пока ни разу не использовали, мы не ощущаем.

— Но это не значит, что их нет, — согласилась я. — Я тоже свои сети расставила, направление поисков определила, и, думаю, мы с вами результатами совпадем.

Зазвонил телефон. Патологоанатом взял трубку, выслушал, извинился и ушел. Я требовательно посмотрела на заклинательницу.