Резко подскочила и даже бросилась в ту сторону, но меня грубо перехватили неожиданно сильные мужские руки. Сквозь тонкую ткань сорочки почувствовала адский холод, а там, где Мирослав коснулся неприкрытой кожи на запястье к сердцу, потянулись жгуты могильного холода, леденя и сковывая душу толстым слоем безразличия, превращая все бескрайнюю мертвую пустыню и гася пылающий огонь.
— Ой, девонька! Извини! Нет там никого — бесы с русалками дела черные творят! — отдергивая руку причитает неожиданный знакомый, — не готова ты еще противостоять силам потусторонним. Уходить тебе надо к тому, для кого сердце твое бьется пока не поздно, чтоб сохранить душу и пылающее в ней пламя! Сожми сиреневый цветок, и он перенесет тебя обратно.
Все остальное происходило в словно в тумане. Сжала сиреневые лепестки и уже ощущая себя на заветной поляне, услышала шепотом его последние слова:
— А я буду ждать…
В следующее мгновение забыла обо всем, потому что попала в такие знакомые, желанные и страстные объятия любимого мужчины. Единственное чего я сейчас хотела, чтобы его ласки, поцелуи, дыхание согрели, растопили тот лед, который сковал мое сердце, заморозил эмоции и практически погасил чувства…
***
Мирослав
Страж с грустью посмотрел вслед исчезающей во вспышке девушки. Той, что вернула надежду на скорое освобождение. Сомнений не осталось, что именно ее дожидался все эти годы, не давая потухнуть костру и сдерживая нечисть, которая рвалась в мир живых, делая вернуть в себя былую нерушимую веру и силу. Сипу, которая питалась той самой суеверной, неистребимой верой, с которой не смогла справиться даже христианская церковь.
Сколько долгих лет Мирослав несет дозор слепо доверившись старой ведьме, которая как и он бежала от новых хозяев жизни. Еще вчера уверенные в завтрашнем дне, со стабильным положением в обществе (он — офицер Российской Императорской армии, она — деревенская ведьма-знахарка-повитуха), которого лишились в одночасье, оказались на обочине жизни.
Мной тогда двигало одно лишь стремление — вернуться домой, в Петроград. Туда где осталась маленькая дочь на попечении хоть и боевой, но пожилой тещи. О том что творится в городе ходили неприятные слухи. Связь с родными давно потеряна, подгоняя к заветной цели.
Страну раздирали на части свои и чужие. Трудно было чему-то удивляться. Затяжная жестокая война, которой на смену пришла безжалостная революция.
Лучшие друзья становились кровными врагами, брат шел на брата, отец на сына.
Хотелось просто добраться домой…
Не вышло.
Оставался последний рывок. Измученный морально и физически, мужчина не вовремя расслабился, нарвавшись на самоназначенных поборников справедливости, которые пытались судить его то ли как белогвардейскую шваль, то ли как обычного дезертира, коих было достаточно в то смутное время.
Спасло лишь то, что не стали добивать, бросив так в полуразрушенном храме. Только мстители не знали, что там же скрывается старая ведьма, не уберегшая молодую девчонку наследницу силы и лишившаяся всего. Свои же обвинили ведуний во всех смертных грехах и тут же учинили расправу.
Как ей удалось скрыться ведьма не говорила, только корила себя, что не уберегла Красаву и что не верила до последнего, что те кому она бескорыстно помогала отплатят однажды злом. Кто из зависти, кто из суеверий, кто из страха.
Вначале женщина честно пыталась лечить, но силы уже были не те. Сломило старуху произошедшее, да и чувствовала, что время вот-вот придет, потому и готовила преемницу. Да не уберегла.
— Прости, сынок. Не смогу помочь… — прошелестела ведьма.
— И на том спасибо, — отозвался Мирослав, заходясь в приступе надрывного непрекращающегося кашля.
Повисла тягостная тишина. Каждый думал о своем. Двое в руинах некогда прекрасного храма, оказавшиеся на обочине жизни.
Слова полились сами собой, захотелось выговориться, перемежая слова с хрипами. Пусть сейчас его услышит только эта побитая жизнью женщина. Все равно…
— Не дошел… Совсем чуть-чуть… Войну прошел… Смутное время… Император отрекся… Правительства нет… Что будет с дочерью… Не справился…
Не думал, что старуха что-то ответит, погруженная в свою неприглядную реальность. Тем удивительнее было от нее услышать:
— Знаешь, а ведь мы можем друг другу помочь… — словно сама с собой, глядя в одну точку куда-то за пределами полуразрушенных стен. Туда где едва угадывались покосившиеся от времени кресты, тонущие в сгущающихся сумерках.
— Помочь? — глухо переспросил мужчина, цепляясь за призрачную надежду. Сердцем пытаясь сохранить веру, а разумом понимая всю безнадежность ситуации.
— Да… — переводя на него выцветший от старости взгляд, подтвердила ранее сказанное женщина, — сама я долго не протяну, но могу наделить тебя силой, сделав временным стрежем, вместо себя, чтобы до появления новой ведьмы мог держать нечистую силу в узде. Сама же могу позаботиться о теще и твоей дочери, отведя от них всякую беду и хворь… Время утекает… Соглашайся…
Согласился не раздумывая, ведь что он теряет?