Ведьмина внучка (СИ)

Посмотрев на нить, Мила заметила, что та стала гораздо короче. Стежки плотнее друг к другу, рука уже не вытягивается кверху, а поднимается максимум сантиметров на пятнадцать над узором. Если нить — это её жизнь, то решаться нужно быстрее. Девушка снова посмотрела в окно. Отец на коленях стоял возле дивана и ласково гладил щёки и волосы своей дочери. Его лицо выражало такую тоску, что казалось, он сейчас просто завоет от безысходности. Вот приехали врачи. Осмотр, капельница, попытки реанимации. Папа в кресле обхватил голову обеими руками. Тётя Света рядом, обнимает его за плечи и просит крепиться и надеяться.

— У тебя осталась одна минута, — раздался голос рыжей.

Мила вздрогнула, одно дело, когда тебя просят решить, и совсем другое, когда на это дают одну минуту. Что выбрать? Что же выбрать? Стало безумно жалко отца. Ведь у него кроме дочери никого не осталось. Он её любит. Что будет если он останется совсем один? От нахлынувшей волны паники у Милы затряслись руки, в глазах горели слёзы и сквозь прерывистое дыхание она крикнула:

— Я не хочу умирать, я хочу жить!

— Вот и умничка, — рыжая закрутила иглой петлю и закончила узор толстым узлом. Маленький кончик красной нитки так и остался на грубой льняной тряпице.

Мила огляделась по сторонам, она всё ещё в доме. Рыжая сидит за столом и аккуратно складывает вышивку в деревянную шкатулку. Там в квартире, за которой она наблюдала из окна, её тело перекладывали на носилки. Отец уже не выглядит таким удручённым, в его глазах теплилась надежда.

— Почему я ещё здесь? Разве я не должна была вернуться в своё тело? — Мелана удивлённо уставилась на рыжую.

— Ух, какая быстрая, — улыбнулась та. — Время ещё не пришло. Пока со мной побудешь, а там и в тело вернёшься.

— А разве так можно?

— Всё можно, если знать как. Вот скажи мне, разве можно было себя резать? — хитрый прищур зелёных глаз внимательно наблюдал за Милкой. — Увидела? Поняла? Самоубийство — это грех большой, нет от него спасения, одна маята.

— Накладывать на людей проклятие тоже грех, — парировала Милка.

— Прыткая, палец в рот не клади, — засмеялась рыжая, тряхнув кудрями. — Грех признаю, немало за него уже вынесла. Покоя до сих пор нет. А хочешь я тебе расскажу, как дело было.

— Хочу, — согласилась Милка.

— Ну тогда слушай, всё что говорить буду, всё правда. Можешь даже не сомневаться, мне уже врать незачем.

Рыжая начала свой рассказ:

"Ведьмин дар мне от бабушки достался, но знаешь, радости от этого я не испытала, совсем. Как у вас сейчас я не знаю, а раньше ведьм гнали. Почему я в лес ушла? Потому что в деревне житья не было. Не делала я никому гадостей, жила свою жизнь тихо, да тем, кто обращался, помогала. А люди начали мне грехи приписывать, сочинять про меня истории, за все несчастья на меня ответственность перекладывать.

Я не выдержала и ушла в ельник. Нашла там поляну подходящую, да мужиков дурманом заманила. Они мне дом да печь сложили, я их и отпустила. Сначала жила горя не знала, бабкины навыки помогали, в лесу себя хозяйкой чувствовала, а потом затосковала. Перемолвиться не с кем, одна да одна. Задумала себе дочку родить. Дашеньку. Чтобы росла кровиночка, да маму радовала.

Родила, растила, радовалась. Да только не уберегла своё дитятко. Сколь не запрещала я ей, а она всё равно в деревню ходила. А там у неё любовь приключилась. И нашла то себе одинокого мальчишку, пастушонка местного. На него никто из деревенских не претендовал. Ни красавец, не умен, не богат. А Дарья с ним расцвела, косы распускать стала, сарафаны вышивала, прихорашивалась подолгу.

Я конечно от этой любви не в восторге была, но, понимая, что ничего лучше не найти моей девоньке, чем могла, помогала. Благо им творила, берегла их любовь.

А потом Дашуля мне призналась, что беременна. Крепко мы тогда задумались, отпускать её в деревню за мужем — заклюют девку там. Оставлять пастуха в лесу — вся деревня узнает, что он с ведьминой дочкой поженился, и работы лишится. Что делать. Решили всё в тайне держать. Пастух мне пообещал верность хранить, дочь не бросать. Я тоже в свою очередь помудровала немножечко, чтобы наверняка было. Ну и стали мы жить спокойно дальше.

??????????????????????????

Время шло, у Даши уж больше полсрока прошло, живот наметился, а тут эта…

Что уж ей в голову взбрело, какая дурь напала, неизвестно. Наговорила она моей доченьке, про связь их с пастухом. Про беременность свою. Про любовь их горячую. А моя и поверила… Конечно, если б жили вместе, ничего бы и не было, а так…

Я в тот день полынь готовила, занята была, не следила за Дашкой. А уж вечером, как не вернулась она домой, я тревогу забила, искать отправилась. Нашла. Да только поздно уже было. Утопилась.

Ох какая меня ярость взяла. Такая, что зубы скрипели, мозг туманило, ничего соображать не могла, кричала, металась, рвала и проклинала. Пастуху порчу на смерть наслала, в деревню мор на скотину отправила. Но мысли о мести не утихали. Искала я причину, прощупывала всех вокруг, пока до самой дочки старосты не добралась. Тут и увидела всё её глазами. Поняла, кто в смерти моей дочери виновен.