Фримод ярл ответил не сразу, а сначала бросил растерянный взгляд на мать. Отказываться от прежних обещаний ему приходилось нечасто, и здесь ему не помешала бы поддержка. Фру Гейрхильда сделала ему знак глазами: будь тверд, помни о клятве.
– Я… ради нашей дружбы, Хагир, я готов на многое… – начал Фримод ярл. На лицах слушателей отразилось недоумение: это было уж слишком непохоже на его обычную пылкую решимость. – И никто не обвинит меня в нехватке смелости! – горячо воскликнул он, понимая смысл этих взглядов. – Я доказал ее не раз и докажу снова! Но участвовать в твоей войне с фьяллями я не могу. Я дал клятву! – решительно закончил он.
– Кому?!
– Рамвальду конунгу. Он не хочет, чтобы кварги оказались замешаны в войне фьяллей и квиттов. Нам хватает неприятностей с раудами.
– Но ведь рауды – союзники фьяллей! Их конунги в родстве.
– Да. И поэтому нам было бы неумно натравливать на себя обоих.
– Умнее было бы объединить силу квиттов и кваргов, чтобы разбить всех наших врагов разом!
– Для этого надо еще найти эту самую силу! – вставила фру Гейрхильда. – Прости меня, Хагир сын Халькеля, никто не сомневается в тебе, и все мы очень уважаем тебя и твой род. Но племени квиттов теперь придется заново доказывать, что оно чего-то стоит. И до тех пор никто не захочет ввязываться в вашу войну. Вот когда квитты сами одержат хотя бы несколько заметных побед, тогда найдутся охотники их поддержать. А если сами они ни на что не способны, сам Тор с молотом им немного поможет.
Хагир молчал. Рассуждение было справедливо, но он не ждал услышать его здесь, где ему уже обещали помощь.
– Что же, ты права, мудрая женщина! – ответил он, стараясь одолеть горечь неожиданного разочарования. – Каждый сам себе товарищ, как говорится. Война с фьяллями – кровное дело моего племени, а значит, мое. Твое племя и твой сын тут ни при чем. Он может проявить свою доблесть любым другим способом. Поэтому я не держу на него обиды и надеюсь, что мы останемся друзьями.
– Да… Я, понимаешь, был бы очень рад пойти с тобой… – Фримод ярл все же смутился, чувствуя себя немного предателем, и в каждом слове Хагира слышал жестокий упрек. – Но я никак не мог отказать конунгу в клятве. Зато теперь, ты знаешь, я скоро женюсь, и тогда мне будет не слишком весело оставить свой дом и молодую жену, ты понимаешь…
– На ком ты женишься? – крикнула из-за женского стола Бьярта. – Вот так новость!
– На воспитаннице моей матери, Хлейне! – Эта приятная мысль прогнала смущение, и Фримод ярл широко улыбнулся. – Она сейчас гостит у конунга, но к Празднику Дис она вернется сюда, и тогда мы справим свадьбу. Я буду рад, если вы все останетесь и будете моими гостями до свадьбы, и после свадьбы тоже, сколько захотите. Не сомневайся в моей дружбе, Хагир, прошу тебя!
Хагир молча кивнул: он и сам плохо понимал, что хотел этим сказать. Лицо его застыло, и внутри как будто все окоченело. Даже первое разочарование побледнело и растаяло, заслоненное этим новым ударом. Произнесенные слова настойчиво звучали в голове, но никак не доходили до сознания. Он, конечно, заметил, что Хлейны нет ни в толпе на берегу, ни здесь, на пиру; он изнывал от беспокойства и самых тягостных предчувствий, но спросить о ней не решался. Вот оно что… Это отсутствие означает, что она навсегда вырвана из его жизни. Она у Рамвальда конунга, в такой дали, а потом станет женой Фримода и окажется еще дальше…
Гости снова принялись поздравлять Фримода ярла, подняли кубки за процветание его рода. Хагир молчал и сидел как оглушенный. Он пил со всеми, но сам не замечал, что делает. Он не подозревал Хлейну в добровольной измене и не обвинял тех, кто разлучает их насильно. Он сразу принял как неизбежное: она выходит замуж за Фримода, а для него, Хагира, потеряна навсегда. Это правильно, достоверно, а то, что он воображал раньше, – один бред. Все те препятствия, от которых он отмахивался в упоении любовных мечтаний, вдруг встали каменными горами, о которые он разбил себе с разбега голову. Хлейна не для него. Если бы он раньше не давал воли мечтам, то сейчас внутри не висело бы чувство острой боли и руки не лежали бы как каменные.
Ничего, что манило его сюда, не сбылось. Он лишился Хлейны, и Фримод ярл отказал ему в поддержке. Сразу весь этот дом, этот фьорд, весь полуостров Квартинг показались постылы, потянуло вон отсюда, и Вебранд в воспоминаниях сделался мил, как родной брат. Уж полуоборотень не предаст, если однажды назвался другом, уж он не откажется сражаться, потому что дал кому-то какую-то клятву… Фримод ярл дал клятву из-за Хлейны… Чтобы получить ее, он пошел против жажды подвигов… Что ж, он вправе выбирать. Ему эта война нужна лишь ради славы, и он легко может променять удовольствие славы на другое удовольствие – женитьбу.
А в памяти теснились встречи с Хлейной, обрывки разговоров, ее глаза близко-близко, и эти воспоминания казались единственной правдой, а пир и торжествующий Фримод – мороком, душным дурным сном… «Я не могу быть счастливой без тебя… Я хочу разделить твою судьбу…» И еще она говорила…