Сборы окончились, у кораблей осталась только дружина Гельда, а остальные со своими вождями во главе стали взбираться по каменистому откосу туда, где ждал их голубоватый огонек. По мере того как люди приближались, огонек плавно двигался назад, словно не хотел подпускать их слишком близко. Шепотом поругиваясь, хирдманы шли в темноте, спотыкались, скользили на льду в трещинах скалы, а призрачный огонек неспешно плыл впереди на высоте примерно половины человеческого роста, уводя все дальше на север.
Гельд остался стоять на склоне пригорка перед домиком, глядя туда, где в темноте исчезли люди и затих шум шагов. Только что происшедшее оставило в его душе крайне неприятное впечатление, а внезапный переход от шумной ссоры вождей к завороженному созерцанию призрачного вестника ведьмы внушил ощущение, что все это сон. И когда же кончилась явь, когда начался этот сон: не в тот ли осенний день, когда он снова увидел Даллу из рода Лейрингов, увидел за морем в чужом доме и узнал, что сын ее жив? Гельд перебирал в памяти прошедшие дни и свои поступки: явной ошибки не находилось, а значит, его руками делала свое дело сама судьба. В конце концов, конунг для племени то же самое, что меч для воина: воевать без него нельзя, но и сам по себе он не воюет. Все зависит от рук, его держащих…
– Гельд! Где ты? – позвал сверху тихий, робкий женский голос.
Гельд обернулся: у порога домика стояла Сигрид, зябко сжимая накидку у горла.
– Иди под крышу! – звала она. – Хозяйка беспокоится. Что там случилось?
Гельд повернулся и пошел вверх по откосу к дверям дома. Нет смысла смотреть вслед тем, с кем судьба тебя развела. А их с Хагиром дороги вскоре разошлись: Гельд сын Рама увел своего «Кабана» в Стейнфьорд, что в Барланде, где вся квиттинская война служила людям лишь предметом вечерних бесед. С тех пор он летом ходил в торговые походы, но зиму проводил дома, в усадьбе Над Озером, со своим приемным отцом Альвом Попрыгуном, пока тот не умер, и с женой Тюрой. Детей их звали Рам, Сигмунд, Фрор и Хедлина; надо думать, они были достойными людьми, но в этой саге о них ничего не рассказывается.
…Над берегом сиял огромный шар голубовато-белесого огня, и свет его заливал прибрежную площадку, делая все черным и голубым: скальные выступы, песок с обломками дерева, разбросанное оружие, бесчисленные неподвижные тела. Обычно после битвы остаются раненые, которые шевелятся, пытаются встать, кричат, стонут, зовут на помощь, бранятся или просят о пощаде, но сейчас ничего такого не было. Упавшие лежали неподвижно и тихо. А победители стояли плотной толпой, тоже не шевелились и молчали.
Сияющий шар, в который вырос маленький болотный огонек, внушал квиттам не меньший ужас, чем фьяллям, к которым ведьмина звезда их привела. Фьялли понимали, как опасно им ночевать на враждебном берегу, и устроились на ночлег вдали от всякого жилья; дозор они выставили, но он оказался бесполезен. Голубая звезда размером с конскую голову разом ослепила и дозорных, и всех, кто вскочил на ноги, хватаясь на оружие. Напавшим квиттам звезда светила в спину, и они гораздо лучше видели своих противников.
Фьялли оказались наполовину перебиты еще до того, как осознали свое положение. Схватка получилась стремительной и неравной. Квиттам казалось, что это сон: оружие в руках было легче деревянного, но разило насмерть; каждый меч, копье или секира по чьей-то злой воле стали как живые – они сами стремились вперед, сами находили уязвимое место у противника и наносили мгновенный смертельный удар, а руки владельцев лишь следовали за ними, как привязанные. Мысль о пощаде для врага не успевала даже прийти в голову: каждая схватка бывала закончена в несколько ударов, и кровожадные клинки, озаренные голубым призрачным светом, уже несли квиттов снова в бой, сами выискивали в мелькании тел нового противника. И, когда фьялли внезапно кончились, квитты какое-то время недоуменно метались по площадке, не сразу поняв, что убивать больше некого.
Сразу стало тихо, и тишина показалась оглушающей. Квитты оглядывались друг на друга, держа в опущенных руках оружие; на клинках голубыми отблесками играл свет призрачной звезды, а потеки крови казались совсем черными. Каждый ощущал себя внезапно разбуженным и плохо понимал, что происходит.
– Ты отдашь всех убитых мне, Бергвид сын Стюрмира! – зазвучал из темноты, откуда-то сверху, с обрыва, ясный и пугающий голос. В нем слышалось дикое ликование, и от него пробирала дрожь, как будто чьи-то ледяные тонкие пальцы проникают под кожу и щекочут прямо спинные позвонки. – Ты обещал! Ты отдаешь всех убитых мне, духу Медного Леса, а я и впредь дам тебе такую силу, что всякая твоя битва будет так же легка, как и эта! Ты обещал мне!