Ведьмино логово

Утренние часы доктор Фелл обычно отводил писанию своего великого труда: «Обычаи, связанные с употреблением различных напитков в Англии с древнейших времен», монументального произведения, для создания которого ему понадобилось шесть лет научных исследований. Ему доставляло огромное удовольствие проследить происхождение какого-нибудь старинного выражения, вроде «напился до изумления», «промоем глазоньки», «гей, крути колеса!», собирать прибаутки и присловья, в которых фигурируют «хандра», «здоровье», «стужа» и почему-то «перчатки» – короче говоря, словечки, бывшие в обиходе у любителей выпить. Даже в разговорах с Рэмполом он пускался в отчаянные споры по поводу трактатов допотопных авторов, подобных Тому Нэшу («Пирс-Нищий») или Джорджу Гаскойну[5] («Почтительнейшие рекомендации благородным господам по части деликатных увеселений, в коих также содержится решительное порицание неумеренных возлияний и попоек грубых простолюдинов»).

Минуло утро с его трелями дроздов, доносившимися с ближайшего луга, со спокойно дремлющим в небе солнышком, в лучах которого растворились все злые чары Чаттерхэмской тюрьмы. Когда наступил полдень, Рэмпол отправился в кабинет доктора, где хозяин дома был занят тем, что набивал свою трубку. Доктор Фелл был одет в охотничью куртку, его белая шляпа висела на уголке каминной полки. На столе были в беспорядке разбросаны бумаги, на которые он то и дело поглядывал.

– К чаю у нас будут гости, – объявил доктор, – придут пастор и молодой Старберт с сестрой. Они, знаете ли, живут в Холле; почтальон мне сказал, что они приехали сегодня утром. Возможно, явится и их кузен, мрачный, угрюмый субъект, если хотите знать мое мнение. Вам, наверное, не терпится узнать еще что-нибудь об этой тюрьме.

– Конечно, если это не...

– Не будет нарушением тайны? О нет. Об этом все уже знают. Мне самому любопытно посмотреть на этого Мартина. Он провел два года в Америке, и после смерти их отца в Холле заправляла делами его сестра. Отличная, кстати, девушка. Старый Тимоти скончался при довольно любопытных обстоятельствах.

– Сломал себе шею? – спросил Рэмпол, заметив, что его собеседник запнулся.

– Шею не шею, – проворчал тот, – а вот все остальное – это точно. На нем живого места не осталось. Он ехал верхом – это было вскоре после заката, – и его сбросила лошадь, очевидно, в тот момент, когда он спускался с пригорка возле Чаттерхэмской тюрьмы, у самого Ведьмина Логова. Нашли его поздно ночью, он лежал в кустах у дороги. Лошадь бродила рядом, она не то ржала, не то выла – словно бы от страха. Его обнаружил Дженкинс, один из его арендаторов, так вот, он говорил, что эти звуки – самое страшное, что ему доводилось слышать в жизни. Старик умер на следующий день. До самого конца был в полном сознании.

Несколько раз за время пребывания в доме доктора Рэмполу казалось, что его хозяин над ним потешается, как над всяким американцем. Однако сейчас он понял, что это не так. Доктор Фелл так упорно возвращался к этим кровавым подробностям просто потому, что сам был чем-то встревожен. Он говорил, словно желая найти облегчение. В том, как бегали его глаза, как он беспокойно ерзал в своем кресле, ощущались неуверенность, подозрительность, даже страх. Его астматическое дыхание громко раздавалось в спокойной комнате, где сгущались предвечерние сумерки.

– Эта история, по-видимому, воскресила старинные суеверия, – заметил Рэмпол.

– Совершенно верно, – отозвался доктор. – Суеверий, впрочем, здесь и без того достаточно. Нет-нет, похоже, что все это пахнет чем-то более серьезным.

– Вы хотите сказать...

– Убийство, – проговорил доктор Фелл.

Он склонился вперед, глаза его за стеклами пенсне казались огромными, на старчески румяном лице застыло напряженное выражение. Он быстро заговорил:

– Я ничего не утверждаю, имейте это в виду. Все это, может быть, чистая фантазия и вообще не имеет ко мне никакого отношения. М-м-м... Но доктор Маркли, коронер, который расследовал это дело, сказал, что ушиб, который был обнаружен в основании черепа у умершего, мог, конечно, быть результатом падения, но мог быть вызван и другими причинами. Мне показалось, судя по его виду, что это совсем не было похоже на результат падения с лошади. Скорее можно было себе представить, что его топтали ногами. И лошадь тут, конечно, ни при чем. И еще одно: дело было в октябре, и было довольно сыро, однако все это никак не объясняет того обстоятельства, что он был мокрый насквозь.

Рэмпол, который пристально наблюдал за своим собеседником, обратил внимание на то, что тот крепко вцепился пальцами в ручку кресла.

– Но вы говорите, что он был в сознании? Он что-нибудь сказал?