Ведьмино логово

– Либо это... А может быть, и то и другое вместе. Откуда мы знаем, что у нас в крови? У вас, у меня, у каждого из нас? Может быть, причина в том, что в нас, Старбертах, течет кровь убийцы, а совсем не в нечистой силе, ведь кровь важнее, чем какая-то чертовщина. А что, эта дверь закрыта?

– Да.

– В каждом из нас, Старбертов. Да что там говорить! – Голос ее замер, она стиснула руки, словно не зная, куда их девать. – Я могла бы убить... вас. Могла бы достать пистолет из этого ящика в столе... ни с того ни с сего... просто потому, что меня что-то заставило – независимо от моей воли. – Она сильно вздрогнула. – Ведь смотрите: если все мои предки погибли не в результате самоубийства, если их сбросила с балкона не потусторонняя сила – судьба, духи, не знаю кто, – значит, кто-то должен был это исполнить... кто-то из членов семьи...

– Вы должны перестать об этом думать. Послушайте! Посмотрите на меня!..

Она послушно кивнула головой, проведя кончиками пальцев по глазам, и посмотрела на него.

– Как вы думаете, это Герберт убил Мартина?

– Нет! Конечно же, нет! И никаких призраков там не было, все это сущая чепуха. И... вы же знаете, не мог ваш кузен убить Мартина. Он же всегда им восхищался; это серьезный, положительный человек...

– Он разговаривал сам с собой, – продолжала девушка ровным, ничего не выражающим голосом. – Теперь я вспоминаю, он разговаривал сам с собой. Именно такие спокойные люди внушают мне страх. Они-то и сходят с ума, если в семье есть дурная кровь. У него были большие красные руки. А волосы стояли торчком, их невозможно было пригладить, чего он только с ними не делал. Он был худой, небольшого роста, такой же, как Мартин, вот только руки были слишком большие. Всегда старался подражать Мартину. Может так быть, что он его ненавидел?

Она помолчала, теребя угол диванной подушки.

– И он постоянно что-то изобретал, впрочем, без всякого толка, ни одно его изобретение никогда не действовало. Новая маслобойка, например. Воображал себя изобретателем. Мартин, бывало, смеялся над ним.

Затененная комната была наполнена призраками. Рэмполу виделись две фигуры, стоящие в сумерках посередине белеющей дороги, так похожие одна на другую и в то же время такие разные. Мартин, нетвердо стоящий на ногах, с сигаретой, прилипшей к нижней губе, а рядом с ним Герберт, неуклюжий и туповатый, в какой-то немыслимой шляпе, которая тем не менее надета прямо и аккуратно. Можно было себе представить, что, если бы Герберт курил сигарету, он бы тоже старался, чтобы она небрежно висела на губе, только точно посередке.

– Вчера вечером кто-то открывал стенной сейф в библиотеке, – сказала Дороти Старберт. – Я этого не сказала вчера доктору Феллу. Есть и еще важные вещи, о которых я ему не сказала. Например, то, что за обедом Герберт был еще более возбужден, чем Мартин... Это Герберт открывал сейф в библиотеке.

– Но...

– Мартин не знал шифра. Его два года не было в Англии, и у него не было случая узнать. Знали только я и мистер Пейн. И Герберт. А вчера я видела, что он был открыт.

– Что-нибудь пропало?

– Не думаю. Там никогда не хранили никаких ценностей. Когда отец устроил этот вот кабинет, он перестал пользоваться сейфом. Я уверена, что он давно его не открывал, и никто из нас, конечно, тоже. Много лет там валялись только старые бумаги. Дело не в том, что оттуда что-то украли, – мне, по крайней мере, это неизвестно, – важно то, что я сама там кое-что обнаружила.

Рэмпол боялся, как бы у нее не началась истерика. Она встала с дивана, открыла секретер ключом, который висел на цепочке у нее на шее, и достала пожелтевший листок бумаги. Когда она передавала ему листок, он с трудом поборол в себе желание заключить ее в свои объятия.

– Прочтите это, – проговорила она, с трудом переводя дыхание. – Я верю вам. Остальным я ничего не скажу. Но с кем-то я должна поделиться. Прочтите.

Он взглянул на листок, ничего не понимая. Сверху выцветшими чернилами было написано: «3 февраля 1895. Моя копия стихотворения. Тимоти Старберт». Дальше следовало:

Чем осчастливил нас Гомер?

Чем грек прикроет грудь?

Кто лицемерия пример?

Смог Еву обмануть?

Туда Иосиф продан был.

Кем Дант в аду храним?

Найди, где Одиссей царил.

А кто царил над ним?

Здесь Корсиканец побежден.

Что ты в пращу вложил?

Поэт – скорбел в Тавриде он.

Чему нас Бог учил?

Он, если верен, то один.

Парнасский храм найди,

Тифона и Ехидны сын,

Одна из девяти.[22]

– Ну и что? – сказал Рэмпол посте того, как прочел вполголоса написанные на листке строчки. – Никуда не годные стихи, и совершенно бессмысленные, насколько я могу судить; впрочем, очень многие стихи, которые мне доводилось читать... В чем дело?

Она смотрела на него упорным взглядом.

– Вы видите, какое здесь число? Третье февраля, день рождения моего отца. Он родился в тысяча восемьсот семидесятом году, следовательно, в тысяча восемьсот девяносто пятом ему было...

– Двадцать пять лет, – перебил ее Рэмпол.