Они смолкли и не произнесли ни слова, пока поезд, точно по расписанию, не прибыл на вокзал Чаринг-Кросс. Там, охваченные общей тревогой, отец и сын первыми вышли с платформы. Их уже ожидал автомобиль, и через пять минут после прибытия Кеанов затянул бурный поток лондонского движения — они ехали в дом Джеймса Сондерсона.
Добираться пришлось до Дулвич-Коммон, удаленного от всех маршрутов городского транспорта старомодного района, где они увидели беспорядочно построенное здание бывшей фермы с красной черепичной крышей. Машина подъехала к воротам; из них навстречу вышел сам Сондерсон, ширококостный кареглазый шотландец с неопрятными и длинными седыми волосами. Рядом с ним стояла Майра Дюкен. На миг ее щеки вспыхнули румянцем, но тотчас же поблекли.
В самом деле, ее бледность внушала опасения. Когда Роберт, выскочив из автомобиля, взял ее руки в свои и посмотрел девушке в глаза, ему показалось, что она словно истаяла. Сердце молодого человека дрогнуло, а по жилам разлился холод: Майра будто не принадлежала миру людей, а начала растворяться в мире духов. Приятно было заметить огонек в ее нежных глазах, но хрупкость, полупрозрачность тела испугали Кеана.
Он знал, что не должен показывать свой страх и, повернувшись к мистеру Сондерсону, тепло пожал протянутую руку. После все четверо прошли через низкое крыльцо в дом.
В холле их ожидала мисс Сондерсон, типичная шотландская домохозяйка; она приветливо улыбалась, но когда Роберт поздоровался с ней, что-то неожиданно заставило его остановиться.
Доктор Кеан тоже застыл в дверях: ноздри его трепетали, ясные серые глаза напряженно осматривали помещение — он вглядывался в тени.
От миссис Сондерсон не укрылось неожиданное замешательство гостей.
— Что-то не так? — взволнованно спросила она.
Майра, стоявшая рядом, тоже испугалась. Доктор, стряхнув нахлынувшее наваждение, выдавил смешок и, похлопав сына по плечу, воскликнул:
— Мальчик мой, проснись! Знаю, что хорошо вернуться домой, в Англию, но поспать успеешь после обеда!
Роберт заставил себя улыбнуться в ответ, и вскоре все забыли про их необычное поведение.
— Как же замечательно, что вы, только приехав, сразу заглянули к нам, — сказала Майра, когда они зашли в столовую. — Должно быть, вас заждались на Хаф-Мун-стрит, доктор Кеан?
— Конечно, мы первым делом направились к вам, — вставил Роберт, сделав ударение на последнем слове.
Майра потупилась и поспешила сменить тему.
Никто не упоминал об Энтони Ферраре, и ни доктор, ни Роберт не заговаривали о нем. Обед прошел спокойно: застольная беседа так и не коснулась того, что привело гостей в дом Сондерсона.
Кеанам удалось остаться наедине только через час. С опаской оглядевшись, отец заговорил о том, что занимало все его мысли с тех пор, как они ступили в дом.
— Ты это заметил, Роб? — прошептал он.
— О да! Я чуть не задохнулся!
Брюс мрачно кивнул:
— Весь дом этим пропах, все комнаты. К запаху уже привыкли и явно его не замечают, но когда только заходишь с улицы, со свежего воздуха…
— Пахнет отвратительно, мерзко — безбожно!
— Да, мы знаем, это нечистый запах, — тихо продолжал отец, — по собственному опыту знаем. Он предвещал смерть сэра Майкла. Он предвещал смерть… другого человека.
— Если Бог существует, как он допускает подобное?
— Это тайные благовония Древнего Египта, — зашептал доктор Кеан, поглядывая на открытую дверь. — Это запах Черной Магии, которая, по всем законам природы, должна была быть похоронена в гробницах древних кудесников и забыта навсегда. Только двое из живущих сегодня знают, что это за запах и понимают его тайный смысл, и только один человек осмелился изготовить эти благовония и воспользоваться ими…
— Энтони Феррара…
— Мы не сомневались, что он бывает здесь, мальчик мой, а теперь еще узнали, что он накладывает свои чары. Что- то подсказывает мне — конец нашей схватки близок. Да пребудет с нами победа.
Глава XXI. Маг
Хаф-Мун-стрит купалась в лучах тропического солнца. Доктор Кеан, сцепив руки за спиной, смотрел в окно. Он повернулся к сыну, прислонившемуся в книжному шкафу в глубине большой комнаты.
— Жарко, как в Египте, Роб, — сказал он.
Молодой человек кивнул.
— Энтони Феррара, кажется, привозит погоду с собой, — ответил он. — Впервые я столкнулся с его дьявольскими чарами во время чудовищной грозы. В Египте его сопровождал хамсин. А теперь, — он показал рукой в сторону окна, — Египет пришел в Лондон.
— Действительно, Египет пришел в Лондон, — пробормотал отец. — Джермин тоже считает, что волнуемся мы не без причины.
— Вы думаете, что завещание…
— Энтони Феррара получит все, если Майра…
— Вы считаете, что негодяю достанется ее доля, если она…
— Если она умрет? Именно.
Роберт начал ходить по комнате, сжимая и разжимая кулаки. В последнее время он был больше похож на собственную тень, но сейчас на его щеках вновь горел румянец и глаза лихорадочно блестели.