Ведьмино отродье

На пятом году пребывания Феликса в изгнании Тони вручили орден Онтарио. Дешевый фигляр, рычал про себя Феликс. Еще одна побрякушка тебе на лацкан. Самозванец!

Шестой год изгнания. Тони сменил направление. Уволился из дирекции Фестиваля и подался в политику. Баллотировался в Мейкшавеге, где был заметной фигурой общественной жизни, и получил место в законодательном собрании всей провинции. Сэл О’Нелли по-прежнему занимал пост министра культуры, так что теперь эти двое сидели в одном гнезде и, вне всяких сомнений, прилежно его устилали пером и пухом. Очень уютно устроились, оба.

Пройдет не так много времени, и Тони пробьется в кабинет министров, размышлял Феликс. Пролезет без мыла. О нем уже говорили, что он имеет хорошие перспективы. На фотографиях Тони держался с поистине министерским апломбом.

Технологии не стояли на месте, и вскоре в скудный шпионский набор Феликса добавилось новое поисковое средство: всезнающий Гугл, великий и ужасный. Когда-то у Феликса был служебный компьютер, которого он лишился вместе с постом художественного руководителя Мейкшавегского театрального фестиваля. В первое время он окопался в интернет-кафе в Уилмоте, где за вполне посильную плату можно было сидеть в Сети хоть целый день. Уходя с Фестиваля, Феликс удалил свой рабочий почтовый адрес – меньше всего он нуждался в потоке лицемерных писем от сочувствующих бывших коллег, – но сейчас завел два новых. Один – на свое настоящее имя, другой – на имя мистера Герца, который открыл в местном банке пару кредитных карт. Феликс даже подумывал о том, чтобы справить мистеру Герцу водительские права, но это был бы уже перебор.

Вскоре он стал замечать, что в интернет-кафе на него обращают внимание – наверное, думают, что он ходит туда смотреть порно, – и купил себе недорогой подержанный компьютер. Провел в свою берлогу телефонный кабель из дома Мод и стал выходить в интернет с помощью соединения по телефонной линии. А когда в их глуши проложили кабель, Феликс тут же приобрел роутер и переключился на беспроводную связь, что увеличило скорость соединения и обеспечило большую конфиденциальность его выходов в Сеть.

Поразительно, как много можно узнать о человеке из Интернета. Вот он, Феликс, сидит в своей глухомани и читает в Гугле, как Тони и Сэл вовсю наслаждаются жизнью, не подозревая о том, что за ними ходит незримая тень: наблюдатель, соглядатай, преследователь.

Чего ждал Феликс? Он сам не знал. Удобного случая, удачного стечения обстоятельств? Подходящей минуты, чтобы вступить в конфронтацию? Момента, когда перевес сил окажется на его стороне? Он хотел невозможного, но подавленный гнев придавал ему сил. Гнев и жажда справедливости.

Он понимал, что его слежка на расстоянии слегка отдавала безумием, но только слегка. Но в его жизни открылась другая область, граничащая с полноценным умопомрачением.

Все началось с того, что он стал считать, сколько лет было бы теперь Миранде, будь она жива. Ей было бы пять, потом шесть; у нее бы уже выпадали молочные зубы; она бы училась писать. Все в таком духе. Поначалу лишь смутные грезы. Сны наяву.

Но очень скоро эти мечтания почти превратились в уверенность, что она все еще рядом с ним, только невидима. Назовем это причудой, капризом, актерской игрой: на самом деле он в это не верил, но принял фантазию как реальность. Он возобновил свои походы в уилмотскую библиотеку за детскими книжками, но теперь читал их вслух по вечерам. Отчасти чтобы развлечься и не терять форму – его голос остался таким же глубоким и колоритным, как прежде, но лишняя тренировка не помешает, – отчасти из-за потворства иллюзии, которую сам же и создал. Была ли там девочка, слушавшая его? Нет, ее не было на самом деле. Но ему нравилось думать, что она есть.

Когда Миранде было пять, шесть, семь лет, он помогал ей делать уроки; естественно, в школу она не ходила. Была на домашнем обучении. Они сидели за кухонным столом, на старых деревянных стульях.

– Шестью девять? – спрашивал он.

Она была такой умной! Почти никогда не ошибалась.

Они вместе завтракали, обедали и ужинали, и это было хорошо, потому что иначе он иногда забывал бы поесть. Она ласково его бранила, если он плохо ел. Доедай все, что лежит на тарелке, говорила она ему. Ее любимой едой были макароны с сыром.

Когда ей исполнилось восемь, он научил ее играть в шахматы. Она быстро училась и уже очень скоро стала выигрывать у него две из трех партий. Как серьезно она изучала доску, покусывая кончик длинной косички, которую научилась заплетать сама. Как Феликс радовался, – но втайне, – когда Миранда выигрывала у него, хотя притворялся расстроенным. Она смеялась. Она знала, что он притворяется. Если же он был расстроен по-настоящему, она всегда проявляла сочувствие. Какая чуткая, добрая девочка! Он старался, чтобы она не видела его ярость. Ярость, которую он копил против Тони и Сэла. Потому что Миранда могла испугаться. Когда он следил за их передвижениями в Интернете, бормоча вслух проклятия, ее никогда не было в комнате.