— А потому, что, если бы эта монета была поставлена на кон одна, Хинт сразу бы ее узнал.
— А что, он с ней знаком, что ли?! — съехидничал Вай Кау.
— Да! И не он один! — злобно ответил Рыжий. — А все и все и все! И вот именно потому, что у вас в Ганьбэе с ней все прекрасно знакомы, ее прошлый владелец и поспешил поскорее от нее избавиться — ткнул в общий проигрыш, а Хинт, не проверяя, взял, загреб… Теперь понятно?
— Нет.
— Р-ра, даже так! Ну ладно. Тогда я говорю начистоту: и тот прежний, неизвестный мне владелец монеты, и капитан Хинт, и ты — все вы уверены в том, что эта вроде безобидная блестящая кругляшка и есть та самая Злобная Тварь!
— Что-что?
— Р-ра! Хватит лоха гнуть! Так вот, в «Казенных Делах» черным по белому, вот такими вот здоровенными буквами сказано: «Так как эта монета уж очень приметна, то спрячь ее, смешай в кону — и проиграй!» И совершенно верно сказано. Да от нее, кстати, иначе и не избавишься. Ведь Тварь, она на то и Тварь: она не отпускает свою жертву. Ее нельзя вот так вот просто выбросить — она опять к тебе вернется. И потерять ее нельзя, ею нельзя расплатиться, ее нельзя и подарить, а можно… только проиграть! Но кому? Она ж кругом засвечена! Вот в чем беда! И потому, когда, скорей всего, уже только наутро, проспавшись, Хинт в своем кошельке обнаружил ее, эту Злобную Тварь, то он сразу понял, какую жестокую шутку сыграли с ним его приятели! Теперь небось, подумал он, все они потешаются над ним и ни за что не дадут отыграться! Но оставлять монету при себе он очень, очень не хотел — ведь если Тварь успеет в тебя впиться, то уж тогда добра не жди! Вот он и поспешил!
— Куда?
— Да к тому шулеру в Голодной Бухте, то бишь ко мне. А этот шулер, рассуждал твой капитан, он не наш, он лохмат, он про Тварь и не слышал, примет ее и даже не поймет, в чем дело. Хинт так и поступил: пришел ко мне и проиграл ее. И он был рад. И я был рад! Ведь я тогда о Твари ничего не слыхал! И, знаешь, это меня и спасло. Иногда, знаешь, полезно быть тупым, безмозглым скотом. У скота чистый взгляд, ничем, никакой мыслью, никакой заботой не замутненный. Вот я, значит, таким незамутненным взглядом посмотрел, посмотрел на эту кругляшку… И рассмотрел в ней то, чего ни Хинт, ни все они, ни даже ты не видел!
И Рыжий замолчал, сжал челюсти. Ждал. Ждал… И, наконец, адмирал усмехнулся, сказал:
— Ты, значит, рассмотрел совсем не то. А что?
— А вот, сам посмотри!
И Рыжий резко разжал лапу. Глаз на монете был пока что неподвижен. Тогда Рыжий повел монетой вправо, потом влево — глаз ожил и задвигался… и замер. Рыжий опять чуть сдвинул лапу в сторону — и глаз едва заметно дрогнул. Рыжий застыл — и глаз застыл.
— …Что это? — чуть слышно спросил адмирал.
— Глаз, — коротко ответил Рыжий. И, облизнувшись, вновь заговорил: — А смотрит он всегда на Океан. Когда я в первый раз увидел, как он оживает…
И Рыжий сжал кулак! И очень вовремя — Вай Кау, не успевший дотянуться до монеты, вновь сел на свое место и сказал:
— Дай! Посмотреть только…
— Ты уже брал, смотрел.
— Ну, дай еще.
Рыжий, подумав, дал ему монету. И вновь, как и при первой встрече, Вай Кау вертел монету и так, и сяк, и лапой ее растирал, и даже согревал своим дыханием — но все было напрасно.
— Да! — наконец сказал Вай Кау. — Любопытно! — и с явной неохотой вернул монету Рыжему.
А тот сказал:
— Ну вот, теперь ты убедился: эта монета, она для меня и только для меня. А этот глаз — это не просто чей-нибудь глаз, такой любопытный — и все, а это глаз того, кто сейчас там, на Южном Континенте. Он знает обо мне, видит меня, зовет меня…
— Зовет? — с насмешкой перебил его Вай Кау. — А зачем?
— Как это зачем?! Да затем, чтобы я продолжил свои поиски, чтобы нашел его.
— Ну, предположим, ты найдешь его. А дальше что? Какое тебе благо будет оттого, если ты и впрямь отыщешь этот Континент?
Рыжий долго молчал, смотрел на адмирала… и наконец сказал:
— Х-ха! Неплохой вопрос.
— Ну так ответь.
— А и отвечу, да… Н-ну, скажем, это спор. Давнишний спор. И спор не на деньги, а просто так. А «просто так» — это всегда дороже денег. Ну, для таких, как я. Продолжаю. Сэнтей, ты с ним, я так понял, знаком, доказывал, что открытие Южного Континента нарушит Великое Равновесие, в коем нынче находится весь наш обитаемый мир. Сэнтей пугал меня всяческими бедами и напастями, которые неминуемо обрушатся на нашу несчастную цивилизацию. Он… Р-ра! Он глупец! Между прочим, законченный. Потому что нельзя ухудшить то, что и без того уже хуже некуда!
— Что это «хуже некуда»?
— Да все: Ганьбэй, Мэг, Океан, Даляния, Тернтерц. Разве не так?
— Н-ну, предположим. А раз все хуже некуда, то есть ничего испортить уже все равно невозможно, то почему бы не стакнуться и с Вай Кау, этим презренным, подлым, мерзким негодяем… и вкупе с ним взять да отправиться на юг! Ты так примерно рассуждал?
— Д-да. Скажем, так.
Глаза их встретились. Вай Кау не снимал уже очков — так просто посидел, помолчал, постриг ушами… И, наконец, сказал: