– Можете мне довериться, – сказала она.
Как ни странно, но он ей поверил.
Она проводила его до двери, и они пожали друг другу руки. У нее было крепкое, по-мужски сильное рукопожатие.
– Как вас зовут? – спросила она. – В смысле, как к вам обращаться, если вдруг что?
Феликс замешкался.
– Мистер Герц, – сказал он.
6. В темной пропасти времен
Очень скоро Феликс обнаружил, что исчезнуть из мира не составляет труда, и что мир, в общем и целом, легко отнесется к твоему исчезновению. Дыра, образовавшаяся на полотне Мейкшавегского фестиваля после ухода Феликса, была заполнена почти мгновенно – ее заполнил Тони. Представление продолжалось, как и полагалось. Куда подевался Феликс? Это была загадка, но никто не стремился ее разгадать. Без пересудов, конечно же, не обошлось. Может быть, у него нервный срыв? Или он спрыгнул с моста? Все помнят, как он убивался, когда умерла его девочка – так трагично, – а потом помешался на этой своей, прямо скажем, безумной «Буре», тут поневоле задумаешься. Но интерес быстро иссяк, потому что у каждого, кто его проявлял, были другие дела и заботы, и о Феликсе начали забывать. Волна слухов успокоилась. Надо было добиваться успеха, учить роли, оттачивать мастерство.
Феликс перевел свой банковский счет в филиал в Уилмоте, через два города от Мейкшавега, и там же арендовал себе абонентский ящик на почте. В конце концов, он еще жив, и у него есть некоторые обязательства. Например, нужно подавать налоговые декларации. Если он не подаст декларацию вовремя, они его из-под земли достанут. Это была минимальная цена за то, чтобы спокойно ходить по земле, дышать, вкушать пищу и опорожняться, с горечью размышлял он.
Он открыл второй банковский счет на имя Ф. Герца, объяснив, что это его литературный псевдоним. Да, он писатель, сказал Феликс в банке. Ему было приятно заиметь двойника, не обремененного его печальной историей. Феликс Филлипс стал никому не нужен, но у Ф. Герца еще были шансы; хотя пока непонятно, какие и в чем.
Для общения с налоговой он сохранил свое настоящее имя. Так было проще. Но для новых соседей он был «мистером Герцем»: для Мод и Берта, для их вечно насупленной маленькой дочки Кристель, которая явно считала Феликса пожирателем детей, и для Уолтера, их хмурого сына-подростка, который в первые несколько лет – пока не уехал на заработки в Альберту – и вправду возил дрова к скромному обиталищу Феликса.
На какое-то время Феликс придумал себе забаву: представлял Мод в роли синеглазой ведьмы Сикораксы, а Уолтера – в роли Калибана[3]
, уродливого слуги, который носил дрова и мыл посуду в постановке его личной «Бури», которая происходила у него в сознании, однако это продлилось недолго. Все было не то и не так: муж Берт не тянул на дьявола, а юная Кристель, угрюмый, толстый и неуклюжий ребенок, явно не подходила на роль сильфидоподобной Миранды.И в этом раскладе не было места для Ариэля, хотя Феликс заплатил Берту – мастеру на все руки, – чтобы тот провел в домик еще один электрический кабель от фермы вдобавок к тому, без сомнения нелегальному, который уже был. Таким образом, он мог включать маленький обогреватель в холодные дни, а также крошечный холодильник и электроплитку на две конфорки, хотя не одновременно, иначе у него выбивало пробки. Еще он купил электрический чайник. Мод каждый месяц считала расход электричества и добавляла нужную сумму к его квартплате. Если уж выделять роли в «Буре» семейству Мод, то они были низшими стихийными духами: источником тепла и света, хотя источником весьма скудным, шутил про себя Феликс.
Не считая торжественной передачи конверта с деньгами первого числа каждого месяца, Феликс практически не общался со своими домовладельцами, если их можно было назвать таковыми. Семейство Мод занималось своими делами. Феликс занимался своими.
Но какие у него были дела?
Он старался избегать новостей о театре и не думать о нем. Слишком болезненно. Но эти попытки редко увенчивались успехом. Он как одержимый скупал все местные газеты и даже газеты ближайших городов, просматривал отзывы о фестивале, а потом рвал их на растопку.